А в это время последний живой из людей барона был уже безоружен: здоровенный ламбриец в тулупе сломал ему копье, как будто это была хворостина, сбил с головы шлем, и теперь стражник в подшлемнике просто висел на руке здоровяка, не давая тому сделать замах топором.
– Рыца-а-арь, подсобите! – орал стражник. – А то сгину!
Здоровяк пытался высвободить оружие, мотал свою жертву, как тряпку, стуча ею о стены и опрокидывая лавки. Но стражник крепко вцепился в здоровяка, понимая, что тот сразу его убьет, как только высвободит руку.
– Рыцарь, подсобите!
– Держись! – только и мог крикнуть солдат. Волков ничем не мог ему помочь. Он следил за кожаным и ожидал нового выстрела из арбалета. А кожаный начинал выдыхаться. Из, казалось бы, пустячной раны кровь текла и текла, заливая левую руку, плечо, грудь. Но ждать, пока он выдохнется совсем, было нельзя. Арбалетчик натягивал тетиву.
Не чувствуя боли, Волков двинулся на кожаного. Он знал, просто знал, что тот встретит его ударом в лицо. Так и вышло. Щитом солдат отвел копье в сторону, а сам рубанул наотмашь, справа налево низким выпадом. И попал, рассек ногу ламбрийца чуть выше колена.
– Стреляй! – заорал тот, делая шаг назад. – Стреляй, разорви дьявол твою мамашу!
Волков не ждал, пока арбалетчик выстрелит, он сделал новый выпад, а ламбриейц снова встретил его ударом копья. И солдат его пропустил, но удар уже был вялым и неточным, не то что первые. Копье только звякнуло о кирасу. А вот Волков рубанул его от души. Снова просто секущий удар справа налево. К таким ударам опытные фехтовальщики относятся с презрением, называя их солдафонскими, но по раненому и незащищенному латами врагу это то что нужно. Меч рассек левую руку выше локтя.
– Стреляй! – заорал ламбриец, роняя копье.
Волков закрыл голову щитом и присел. И в ту же секунду болт пробил щит и вышел на полпальца с внутренней стороны.
«Чертовски хороший арбалет», – подумал солдат.
И тут же, сделав шаг к ламбрийцу, точным уколом в грудь убил его. Быстро, коротко, прямо в сердце. А в это время здоровяк все-таки освободил от стражника барона свою руку с топором и с оттягом рубанул им бедолагу. Кровь брызнула на стену фонтаном. Стражник захрипел, обмяк и повалился на пол, а дезертир рубанул еще раз, чтоб наверняка. И теперь здоровяк и Волков смотрели друг на друга. И оба все понимали.
У того, кто вооружен лишь топором, мало шансов победить противника с мечом и щитом и почти нет шанса победить человека в доспехах. Но у владельца топора есть дружок с арбалетом, а у облаченного в доспехи дыра в ноге и полный сапог крови, и когда он повернется лицом к топору, щит не сможет защитить его от арбалетчика.
Все оставшиеся в живых в харчевне были опытными людьми. Все всё понимали. Секунды шли. Здоровяк восстанавливал дыхание. Арбалетчик снова натягивал тетиву, а кровь из раны в ноге текла в сапог Волкова, и ему надо было что-то делать.
В шлеме и подшлемнике плохо слышно, и еще хуже, если под шлем надеть горжет. Но щелчок замка арбалета Волков уловил и сделал то единственное, что мог. Перекинув меч в левую руку, он выхватил из-за пояса топор. И, вложившись в бросок, швырнул его в арбалетчика. Тот не ожидал нападения и по инерции закрылся арбалетом, который выстрелил, и болт впился в потолочную стропилу.
И тут же солдат заметил краем глаза движение. Он машинально поднял щит и получил страшный удар в него. Дорогой рыцарский трехслойный, клееный, обитый толстенной кожей и окантованный медью щит треснул пополам. Такого в принципе не могло быть, но теперь это были два щита, связанных между собой кусками кожи и медного канта. Сразу пришла старая боль в левой ключице. Старинная, родная и привычная, с которой он не расставался долгие годы.
А здоровяк замахивался топором опять, держа его двумя руками. Вряд ли какой шлем выдержал бы такую атаку. И уж точно никакая голова.
Отклонившись в сторону, Волков поднял над собой обломки щита, поддерживая их мечом, – это все, что он успел сделать, прежде чем топор опустился на него. Часть силы удара щит и меч погасили, но даже после этого тяжелая железяка с таким треском опустилась на левое плечо кирасы, что Волков аж присел. Меч улетел за спину и звякнул о пол.
«Вот теперь точно мне конец», – подумал он, приходя в себя и глядя, как верзила снова поднимает свой топор. Машинально, плохо слушающейся левой рукой, на которой все еще болтались обломки щита, он вцепился в руку ламбрийца, в которой тот зажимал топор, а правой попытался схватить его за горло. С таким же успехом можно было пробовать сдержать быка-трехлетку. А ламбриец левой рукой взял солдата за горжет, чуть приподнял и впечатал в стену, но не мог рубить топором. Поэтому своими железными пальцами он полез Волкову под шлем и хотел не то выдавить глаза, не то просто раздавить череп или заткнуть нос и рот. Сила этого человека была огромна.
Волков буквально задыхался, его шлем слетел вместе с подшлемником, но ему не хватало воздуха. Перед глазами уже поплыли черные круги; из последних сил он держал правую руку здоровяка с топором своей левой, а в голове пульсировала только одна мысль: «Надо дотянуться до сапога. Надо дотянуться до сапога. Надо дотянуться до сапога. Это последний шанс».
ebooksa