– Разве у нас здесь много других Биркеров? Ну да, о нём…
– Что именно вас интересует? – Показалось Омилии, или служанка и вправду отвела взгляд?
– Что слышно о нём в последнее время? В городе, во дворце? При мне таких вещей обсуждать не станут, но ты-то много где бываешь. Не случилось ли так, что… его имя стало чаще звучать… а люди, ну… вспоминают о нём?
Ведела и в самом деле не смотрела на неё, и Омилия нахмурилась.
– Говори правду.
– Пожалуй, что так, госпожа. Белый мотылёк…
– Биркер, – поправила наследница чуть резче, чем собиралась, и губы Веделы дрогнули.
– Я знаю, пресветлая. Но в городе его зовут «Белым мотыльком». В последнее время о нём и вправду стали говорить чаще.
– Как о возможном наследнике? – спросила Омилия тихо, и Ведела пожала плечами.
– Я в таких разговорах не участвую, – пробормотала она. – Но… может, и что-то вроде того, да.
– Почему же ты не сказала мне раньше? – Омилия услышала свой голос как будто со стороны – слабый, детский.
– Я не хотела огорчать вас, – пробормотала Ведела. – К тому же… какое это имеет значение? Болтают люди… Это просто пустой трёп, госпожа.
Всё это время…
Чем она сама занималась, выходя в город? Трепетала от счастья, ожидая встречи с Унельмом – вместо того чтобы смотреть и слушать. И кого ей теперь винить?
– Конечно. Ты права, Ведела. Это всё. Оставь меня.
Ведела ушла – поспешнее, чем обычно.
Омилия подвинула к себе бумагу и принялась писать.
Почерк торопливо валился вбок, и мать, должно быть, фыркнула бы, увидев… при мысли об этом Омилия принялась ожесточённо ронять буквы ещё ниже, почти укладывая их на разлинованные строки.
Она должна взять себя в руки, собраться. Вернуться в игру, в каждую из игр – думать, думать, чтобы не остаться проигравшей.
Сорта. Серебро Стужи. Барт