– Зачем вообще было предлагать встречаться в такой дыре? – буркнула она, и Унельм улыбнулся.
– Я ценю это место за атмосферу. – Он не шутил, или не совсем шутил. Да, стойка тут блестела от застывшего жира, зелёные бутылки на полках были тусклыми от слоя пыли, а единственными украшениями служили связки старых лётных шлемов и перчаток паритеров и пожелтевшие от времени билеты на парители, расклеенные по стенам, но Унельму тут нравилось. Всё здесь говорило о странствиях, и публика бывала необычная.
– Понятно. – Унельм вдруг заметил, что она нервничает – и вряд ли из-за странного кабака. Её пальцы, сплетённые над столом, подёргивались. Возможно, она и накрасилась так ярко, чтобы скрыть неуверенность.
Значит, она всё же пришла попросить о чём-то. Или дело было в другом. Может, рассталась с Мелом?
– Как твои дела, Лу?
– Лучше некуда. – Её глаза говорили о другом. – А ты не слышал? Среди рекрутов нашего года я в первой сотне рейтинга… По всей стране. Мне теперь больше платят. Мел говорит, скоро будем гулять на мои.
Сам Унельм в рейтинг даже и не заглядывал – толку. Вот имя Сорты наверняка где-то там, на первых строчках.
А Мел, значит, так и не исчез с горизонта – что ж, тем лучше.
– А как твои дела? – спросила она после того, как всё же заказала у подавальщика снисса с яблочным соком. – Я читала про все эти жуткие убийства в газетах… Ты что же, расследуешь это дело?
Они обменялись последними новостями, и над столом повисло неловкое молчание, похожее на непролившуюся грозовую тучу.
– Слушай, – сказала наконец она, потупя глаза в обрамлении неестественно длинных ресниц, – я вот подумала, что слишком уж разобиделась на тебя тогда – ты, верно, помнишь…
– Не о чем говорить, – бодро отозвался Унельм. – Тем более что ты ошибаешься: я ничего уже и не помню.
– Вот как, – пробормотала она, и он понял, что сплоховал. – Что ж, этого следовало ожидать, фокусник. Я ведь была просто временной историей, так? И когда от меня ничего стало не нужно…
– Ты сама хотела, чтобы всё это было временной историей, – заметил Ульм. – И, кажется, сейчас это тебе от меня что-то нужно. Или нет?
Лудела вспыхнула, и Унельму тут же стало её жаль.
– Ну, не обижайся, пожалуйста, Лу, – сказал он примирительно. – Давай помиримся, а? Временная, не временная – причём здесь это? Я всегда считал тебя своим другом. Ты мне важна, правда.
Её ресницы дрогнули, и вдруг Лудела начала плакать. Ульму ничего не оставалось – он подсел к ней ближе, приобнял за плечи.
– Я бываю такая дура, – всхлипывала она. – Что же мне делать, что делать…
– Ну, не плачь, Лу, ты чего? Все знают, какая ты умница. Кого угодно спроси!
Мало-помалу её рыдания начали утихать, и она крепче прижалась к Ульму. От её груди так и веяло жаром, и, к своему стыду, он чуть помедлил, прежде чем пересесть.