Египтянин. Путь воина

Ренси слушал вавилонянина, а в голове у него молоточками стучали слова: «полководец Нехо… полководец Нехо». Значит, номарх стал предводителем мятежной египетской армии, чтобы затем стать … фараоном?

В памяти сразу возникли обрывки давних разговоров. «Это фараон?» – прозвучал голос Кочевника. «Нет, это его наместник. Номарх. Так их у нас называют»… «Я уверен, Нехо собирается сам стать фараоном!» – это уже его, Ренси, голос. И ответ Токсарида: «Со временем мы узнаем так ли это»… «Я намерен прекратить все раздоры и воссоединить египетский народ в братской любви, дабы установить единое и общее для всех исповедание давней, исконно египетской веры», – угрожающим эхом прозвучало обещание самого Нехо…

Ренси бросило в жар. Мерет! Что ждёт её, если Нехо добьётся своей цели и станет фараоном вместо её отца? Какую участь он ей уготовит? И будет ли рядом с ней человек, готовый защитить её пусть даже ценой своей собственной жизни?.. Но ведь он и есть такой человек! И разве не ради того, чтобы воссоединиться с любимой, он стремился в Египет всё это время?..

– Я готов вступить в ваш полк немедленно, – громко ответил Ренси, вскинув голову, и посмотрел на вавилонского царя решительным взглядом.

14

– У меня такое предчувствие, что мы больше никогда не увидимся, – сказала Изигатар тихим голосом, когда они вышли из дворца. – Вчера мне ещё казалось, что у меня хватит времени, что я успею насмотреться на тебя… Но ты уходишь сейчас, а потом… потом ты отправишься в Египет. И когда война закончится, ты, даже если останешься жив, уже не вернёшься ко мне…

Девушка говорила, не двигаясь, словно окаменев от отчаяния и печали, – Ренси показалось, что она вот-вот лишится чувств. Он притянул её к себе; их лица сблизились, и он увидел её глаза, полные слёз.

– Я дорожу тобой и поклоняюсь тебе как человеку, посланному мне самими богами. Мне бесконечно жаль, что я не в состоянии отдать тебе своё будущее, – проговорил Ренси мягко. – Но ты же всегда знала, что сердце моё принадлежит другой.

– Да, я помню об этом. И ведь ты тоже был послан мне свыше. – Губы Изигатар дрожали; по нежным щекам покатились слёзы. – Ты исцелил мои раны, которые были нанесены мне очень… очень давно… С тобой я снова познала восторг любви… Знай же, мой Ренси, мой египтянин, что я никогда не разлюблю тебя, – добавила она.

Изигатар ушла, а у Ренси вдруг стиснуло горло. Ему хотелось окликнуть девушку, догнать её и поцеловать – в последний раз так, как целовал её когда-то в их полные страсти ночи. Но он понимал, что этим причинит ей ещё больше боли, и это удержало его.

Время и пространство изменились для Ренси. Теперь его жилищем стала казарма, а новыми знакомыми – те, кто готовился стать, как и он, воинами, стремившимися скрестить свои мечи в сражении против Нехо. На первых порах в полку, о котором говорил царский советник, было всего несколько сот новобранцев, но потом он разросся, быстро увеличивая свою боевую мощь. Помещалась казарма в нескольких строениях, похожих друг на друга и внешним видом и внутренним устройством. Здания квадратом окружали широкий двор, в центре которого новобранцы упражнялись, когда не было дождя; в ненастную же погоду обучение проходило в больших залах. В складах хранились мечи, щиты, боевые топоры, ножи, пики и другие виды оружия – как вавилонского и ассирийского, так и египетского. Обучение технике боя также проводили ветераны из числа вавилонян и египтян, некогда сражавшихся против ассирийцев. Спали новобранцы по двадцать человек в комнатах, расположенных вдоль длинных коридоров на нижних этажах кирпичных строений.

Рассвет Ренси встречал вместе со всеми в строю на площади, затем до самого вечера маршировал, бегал, занимался гимнастикой, обучался управлять колесницей и упражнялся в искусстве нападения и защиты. Во время обучения новобранцам было разрешено пользоваться только безобидным деревянным оружием, но все они знали, что скоро в руках каждого из них окажется и настоящее.

А в одну из ночей Ренси во сне увидел Нехо. Номарх въезжал на главную площадь Фив в колеснице из чистого золота, а собравшийся там народ приветствовал его радостными возгласами. Нехо, сверкая шлемом, купался в лучах восхищённого внимания, его надменное лицо сияло, в глазах горели самодовольство и торжество. Он уже был близко к дворцу, украшенному стелами из лазоревого камня, пилоны которого, обитые белым золотом, уходили ввысь, подобно четырём столбам неба. И в тот момент, когда Нехо сошёл с колесницы, чтобы войти внутрь дворца, построенного для фараона, мощный толчок потряс землю…

Проснувшись, Ренси с тревогой подумал о том, что могло предвещать его сновидение. Нехо входил во дворец фараона, но он не обладал знаками власти царя Верхнего и Нижнего Египта… Могло ли это означать, что номарх узурпирует верховную власть, хотя фараоном так и не станет? А землетрясение? Был ли это знак чудовищных бедствий, которые обрушатся на Та Кемет после того, как Нехо захватит престол Обоих Царств?..

Наконец, пришло время – это случилось раньше, чем предполагал Ренси, – когда полк должен был выступить из Вавилона.

– Фараон Тахарка, владыка престолов Обеих Земель, наследник и сын Ра, убит, – заявил, войдя в казарму к своим землякам, ветеран – старый египтянин с исполосованным шрамами лицом. – Войско Нехо докатилось до Мемфиса и проломило стены города. Номарх отправил к Монтуэмхету, верному ему градоначальнику Саиса гонцов, чтобы тот подготовил народ к коронации Нехо. Солдаты из разгромленной армии фараона, те, кто не попал в плен, разбежались, иные двинулись к Дельте, чтобы там соединиться с армией принца Танутамона, которая идёт из Напаты к Мемфису. Мы выступаем завтра на рассвете.

Услышав эту весть, египтяне, предвкушая встречу с родиной, пребывали в возбуждённо-взволнованном состоянии. Ренси же точно окаменел лицом, не показывая и виду, какое смятение у него на душе. Значит, боги приоткрыли завесу в будущее, позволив ему заглянуть в него во сне.

Наверное, именно сейчас Ренси испытывал к Нехо самую сильную нетерпимость с тех пор, как начал с ним своё дерзкое сражение. Он был вне себя от гнева, утвердившись в мысли, что Нехо не только узурпатор, но и предатель своей страны, своего народа. Какие бы чувства прежде ни вызывал у него Тахарка, всё же он был вынужден признать, что этот представитель «чёрной», кушитской, династии был неплохим фараоном.

Да, египтяне боялись кушитов – и клеветали на них. Их страну, богатую золотом и называемую «золотой страной Амона», грабили – и презирали их. Если я лгу, клялся египтянин, «пусть мне отрежут язык или сошлют в страну Куш». Однако власти Египта делали всё возможное, чтобы заполучить нубийцев себе на службу, – из страха перед их знаменитыми лучниками. Первым кушитом, который назвал себя фараоном, был предводитель нубийских наёмников Шешонк. Внезапно всё переменилось в глазах коренных египтян. Они стали кланяться кушитским наёмникам, ставших номархами; почитали кушитских женщин, ставших жрицами. В то же время близ четвёртого нильского порога возникло Напатское царство, названное так по его столице – Напате. Напатский царь Пианхи, с которого началась история «чёрной» династии, украсил голову двумя змеями, символизировавшими воссоединение обеих египетских земель.

Полвека «чёрные фараоны» возвращали порядки Древнего царства, но – помимо их надежд и воли – вернулось смутное время. Те египтяне, которые, подобно Нехо, считали нубийцев жалкими дикарями и самозванцами, восстали против Тахарки, получив помощь от заклятых врагов Египта – ассирийцев.