Есть веские причины, по которым многие из нас склонны подчиняться большинству. Консенсус безопасен. Большинство может принимать на удивление верные решения, которые порой оказываются даже лучше тех, что предлагают лучшие из лучших. Например, Дэниел Мартин Кац и его коллеги проанализировали данные FantasySCOTUS, где более 5000 обычных людей с 2011 года сделали более 600 000 предсказаний о результатах более 400 решений Верховного суда США. В итоге оказалось, что «мудрость толпы» может надежно и безошибочно предугадывать решения высшей судебной инстанции страны[27].
А теперь поговорим о прогнозировании. Прогнозы для сложных систем – от погоды до экономики – часто ошибочны и практически всегда неверны в деталях. Но толпа синоптиков с большей вероятностью попадет в точку, чем отдельный человек[28].
А как быть с гениями – предсказателями, которые верно предугадали экстраординарное событие, которое не предвидел больше никто? На самом деле, если рассматривать в совокупности все прогнозы людей, точно предсказавших одно необыкновенное событие, то, скорее всего, окажется, что верных среди них не так много. Другими словами, один впечатляющий прогноз еще не делает человека провидцем.
Исследования ученых-бихевиористов Джеркера Денрелла и Кристины Фанг показали, что те, чьи предсказания более всего соответствовали общепринятому мнению, в целом чаще попадали в точку – на самом деле консенсус обычно вернее всего остального. Действия того, кто пренебрежет мудростью толпы и последует за самобытным человеком, можно назвать опрометчивыми. И все-таки стремление подтверждать взгляды большинства может уничтожить серендипность, особенно если оно заставляет нас игнорировать неожиданные события в нашей жизни или относиться к ним пренебрежительно, а также если верх одерживает политика или нездоровая групповая динамика[29].
Однако утверждение, что группы склонны принимать лучшие решения, перестает быть верным, когда люди в них перестают действовать независимо и сильно влияют друг на друга (как во многих советах правления). В этом случае решения группы, как правило, становятся хуже решений отдельных людей. Стадное чувство может уничтожить серендипность. Итак, игнорировать мнение большинства весьма рискованно, но при этом мы должны всегда подвергать его некоторому сомнению. Многие из нас занимаются
Всякий раз, когда я посещаю новую компанию или сообщество в рамках консалтингового проекта, я проделываю одну штуку, которую назвал «кулер-тестом». Я сажусь где-нибудь, где люди разговаривают открыто, – в кафе, на кухне или и в самом деле около кулера, – и делаю вид, что работаю за ноутбуком. На самом же деле я просто подслушиваю беседы людей.
Иногда они говорят что-то вроде: «Лили опять выступает с этим странным предложением. Такое чувство, что она вообще не понимает, чем мы тут занимаемся. Мы всегда работали именно так, зачем что-то менять?» После нескольких разговоров обычно вырисовывается закономерность: люди часто говорят о том, что пошло не так в той или иной ситуации. В такой рабочей обстановке труднее делиться идеями или озарениями, потому что каждый может сам на следующий день оказаться в списке тех, кого обсуждают.
Но даже когда мы делимся своими мыслями и идеями, то иногда опасаемся признаться, что они пришли к нам не совсем обычным путем. Многие ценные открытия впоследствии представляются таким образом, будто они с самого начала были целенаправленными и рациональными. Люди делают это для того, чтобы не раскачивать лодку и не вызвать шквал критики за то, что автор идеи, возможно, не прошел через строгий процесс ее обоснования[30].
Это подводит нас к следующему препятствию на пути к серендипности – пострационализации.
Дар (и опасности) ретроспективы
Как мы осмысляем события, которые уже произошли? Мы занимаемся тем, что эксперты называют пострационализацией. Пострационализация – наш способ осмысления прошлого. Чтобы осознать ее силу и сопутствующие риски, сначала исследуем, как мы склонны думать о будущем.
Прогнозы для сложных систем часто неверны – как минимум в деталях. Но благоразумные прогнозисты хорошо осознают ограничения своей работы и степень различия предсказаний и действительных результатов. Например, прогнозы продаж быстро расходуемых потребительских товаров, таких как напитки или туалетные принадлежности, а также кассовых сборов и роста компании часто имеют погрешность 50–70 %, и эта погрешность исчисляется миллионами долларов[31]. Причины очевидны: большинство систем и ситуаций слишком сложны, чтобы точно моделировать каждую деталь. В довершение всего мы даже не надеемся понять суть эффекта бабочки – существование незначительных изменений, которые со временем повлекут за собой серьезные последствия. Все планы фактически являются прогнозами. Они очерчивают наши занятия, намечают цели, которых мы надеемся достичь, предполагаемые последствия и действия, которые мы предпримем. Добавьте к этому социальную динамику на рабочем месте, случайные ошибки, свойственные людям, и серендипные события – и вы поймете, что фактические результаты во многих случаях окажутся совсем не такими, как ожидалось[32].
Как и в случае с прогнозированием, исследования показали, что составление проектов – например, бизнес-планов – редко объясняет успех. Основополагающие работы в областях менеджмента и экономики показали, что до 50 % успеха – это то, что эксперты называют «необъясненной дисперсией». Иными словами, успех просто невозможно объяснить факторами, на которые традиционно обращают внимание учебники по менеджменту и экономике[33].
Так как же все это соотносится с прошлым и пострационализацией?
Суть в том, что, составляя картину произошедшего, мы делаем примерно то же, что и прогнозисты, – создаем модель и игнорируем детали и случайные события. У прогнозистов есть прекрасное оправдание для подобных действий: они не в силах смоделировать каждую деталь и по определению не способны предсказать непредвиденные события. Но как оправдать то, что мы поступаем так с собственным прошлым?
Пострационализация тесно связана с явлением, известным как «ретроспективное искажение» (или суждение задним числом). Это распространенная тенденция – воспринимать события более предсказуемыми, чем они есть на самом деле. Мы преуменьшаем значение непредвиденных событий или исключаем их из нашей версии прошлого, потому что неожиданности, которые уже случились, перестают быть для нас непредсказуемыми. На самом деле в ретроспективе они могут начать выглядеть как неизбежные. В результате мы используем информацию, которая не была нам доступна, когда все происходило, и создаем рассказ, который прекрасно все объясняет – в том числе и то, как каждый кусочек произошедшего логически связан со всеми остальными[34].
Из-за потребности все контролировать мы склонны рассматривать мир как нечто более объяснимое, чем есть на самом деле. Мы хотим замечать закономерности абсолютно во всем. Вы когда-нибудь видели лицо на Луне? Так вот, некоторым удавалось рассмотреть даже Деву Марию на сэндвичах, поджаренных на гриле.
Наш разум реагирует на стимул – например, на звук или изображение – и подыскивает привычную закономерность или идентичность. Часто мы находим их там, где их нет, – это явление известно как парейдолия. Люди слышат голоса в шуме вентилятора или кондиционера, обнаруживают скрытые послания в музыке, проигрываемой задом наперед или в замедленном темпе, и видят очертания животных в облаках[35].
С точки зрения эволюции в этом есть смысл: бессознательная обработка данных ускоряет процесс распознавания и принятия решений, чтобы дать нам преимущество – например, возможность атаковать первыми или броситься бежать как можно быстрее.
Все мы замечаем это за собой, когда дело касается зрительных образов. Но на деле тенденция куда глубже. Кроющийся за ней более значительный феномен называется «апофения» – тенденция человека приписывать смысл закономерностям и проводить связи между несвязанными событиями[36].
ebooksa