Ледяное забвение

22
18
20
22
24
26
28
30

С Ремарком она познакомилась, когда тот еще был малоизвестным журналистом, работавшим в газете «Спорт в иллюстрациях». Тогда же Лени подружилась и с его женой Юттой, бывшей танцовщицей, как и она сама. Фрау Ремарк частенько приходила к ней домой и всегда приносила с собой рукопись мужа. Из-за того что тот был слишком загружен работой в газете, Ютте приходилось править его тексты и даже дописывать за него некоторые главы. И когда книга Эриха Марии Ремарка под названием «На Западном фронте без перемен» прославилась на весь мир, Лени вспомнила, как его жена кропотливо трудилась над этой рукописью. Тогда Лени не удалось увидеть ни одной строчки из его романа, который частично правился в ее квартире. Она и предположить не могла, что Ремарк, приходивший к ней поплакаться из-за ужасного поведения своей жены, флиртовавшей на его глазах с известным кинорежиссером, вскоре станет мировой знаменитостью. Конечно, Лени потом прочла его книгу, имевшую сенсационный успех. Роман оказался потрясающим. Ремарк, которому самому довелось повоевать в Мировую войну, в своем романе «На Западном фронте без перемен» правдиво рассказал о жизни солдат на Западном фронте, ни единым словом ничего не приукрасив. Почему студенты обвинили его в предательстве героев той ужасной войны, Лени понять не могла.

— Откуда вообще у них столько ненависти к писателям, которых они, скорее всего, даже не читали? — недоумевала она, обсуждая с Гюнтером произошедшие в Германии позорные события.

— Я сам выпускник факультета естественных наук Боннского университета, — заметил он. — И до тридцатого года среди лучших представителей немецкой молодежи созревало нечто очень хорошее, достойное прекрасного будущего. Да ты и сама знаешь, каким интернациональным городом был тогда Берлин. Мрачные нацистские персонажи были где-то на заднем плане, и мы, часть немецкой молодежи, при первой же встрече легко узнающие своего, радостно принимали всех гостей Германии. Нам было неважно, откуда они приехали — с Дальнего Востока или Дальнего Запада. Мы испытывали к прибывшим к нам из разных стран людям любопытствующее дружелюбие, хотели научиться их лучше понимать, пока не пришли нацисты с их каннибальской ненавистью к «низшим расам» и все растоптали. И теперь гитлеровский национал-социализм превращает в ненависть все, до чего может дотянуться его пропаганда. То, что книги сжигали студенты-нацисты, это как раз и есть результат «коричневой» пропаганды, — подытожил Гюнтер.

Лени возразить ему было нечего. Официальная пропаганда, которой отныне заведовал небезызвестный ей доктор Геббельс, всеми способами насаждала антисемитизм, разжигая ненависть чистокровных немцев к евреям. Впервые об этом крайне неприятном для нее человеке она услышала в берлинском кинотеатре «Mozartsaal cinema» на премьере снятой в Америке экранизации книги Ремарка «На Западном фронте без перемен». Это было в начале декабря 1930 года, и в Германии эта премьера была заявлена как одно из главных событий культурной жизни Берлина этого года.

Когда в зале погас свет и началась демонстрация фильма, женщины вдруг стали с пронзительным визгом вскакивать со своих мест. Возникла паника, как при пожаре, и показ картины был сорван. На выходе из кинотеатра Лени услышала от людей, что панику устроил некто доктор Геббельс, который выпустил в зал несколько десятков белых мышей, начавших беспорядочно шнырять по креслам.

После того как она сама напросилась на дружбу с Гитлером, ей пришлось познакомиться и с Геббельсом, мужчиной невысокого роста, с сухощавым лицом, который бесцеремонно начал ухаживать за ней. Доктор Геббельс был ужасно надоедлив в своих любовных притязаниях, и Лени не знала, как ей избавиться от столь навязчивого ухажера. Дошло до того, что доктор на коленях умолял ее стать его любовницей, и Лени пришлось выставить будущего рейхсминистра пропаганды за дверь. Такого унижения Геббельс ей не простил, и только благодаря покровительству Гитлера, которым Лени всегда охотно пользовалась, мести отвергнутого доктора она могла особо не бояться.

* * *

После триумфальной премьеры «Олимпии» в Берлине Лени Рифеншталь отправилась с этим фильмом в мировое турне, а Гюнтера ожидала поездка на Кавказ в составе команды немецких альпинистов, собранной из лучших горных стрелков вермахта.

Под видом обычных туристов егеря восходили на вершины и перевалы, знакомились с местным населением, заводили дружбу с советскими альпинистами, которые проявляли к ним по-настоящему искренний интерес. Гюнтер и его сослуживцы приехали на Кавказ впервые и поначалу чувствовали себя не в своей тарелке, особенно из-за языкового барьера, поскольку знали всего несколько слов разговорного русского языка.

Имея подробную карту Центрального Кавказа, составленную выдающимся немецким альпинистом-исследователем Готфридом Мерцбахером, Гюнтер и его партнер по связке Клаус Хинстоффер ходили по окрестностям совершенно самостоятельно, без переводчика и сопровождающих.

В Цейском ущелье они встретились с группой советских альпинистов, остановившихся на бивуак с палатками, и те пригласили их к себе на товарищеский ужин. Пока доваривался украинский борщ, который — несмотря на то что он был грузином — отменно готовил Давид Чартолани, Гюнтер вытащил губную гармошку и сыграл на ней мелодию старой русской песни «Из-за острова на стрежень». Увидев изумление советских альпинистов, он еще исполнил для оторопевших слушателей международный пролетарский гимн «Интернационал». При этом сопроводил свою импровизацию характерным жестом, проведя ладонью поперек горла, и сказал, что сейчас в Германии за это можно лишиться головы.

Клаус был шокирован выходкой Гюнтера с «Интернационалом», но лучшего способа расположить к себе русских нельзя было придумать. А благодаря тому, что среди них оказалась девушка, немного знавшая немецкий, языковой барьер перестал быть преградой для их общения с советскими альпинистами.

За разговорами у костра товарищеский ужин несколько затянулся, ведь представителям двух стран так многое хотелось узнать друг о друге. Выступившую в роли переводчика девушку звали Любой. К изумлению Гюнтера, выяснилось, что она уже два года замужем за хорошо известным ему австрийским альпинистом-антифашистом Фердинандом Кропфом. В 1934 году тот вынужден был покинуть Австрию из-за опасения репрессий за участие в вооруженном восстании австрийских рабочих, жестоко подавленном армией и полицией.

Гюнтеру этот австрийский альпинист запомнился своей феноменальной способностью к выживанию. На одном из восхождений в Альпах Фердинанда Кропфа сбила с маршрута снежная лавина, протащив его по склону несколько сотен метров. Когда многочисленный отряд спасателей, в составе которого был и Гюнтер, прибыл на помощь, в лавинном выносе размером с футбольное поле, казалось, невозможно кого-то найти. Спасатели искали погребенного под лавиной Кропфа трое суток и, посчитав, что тот наверняка уже мертв, прекратили поиски. А на пятые сутки в горную хижину, где остановился на ночлег Гюнтер с товарищами, кто-то постучал. Открыв дверь, они не поверили своим глазам — у порога лежал почерневший от обморожений Фердинанд Кропф, у которого были сломаны обе ноги.

Отогревшись в хижине, Фердинанд поведал, как, находясь под толщей снега, он слышал шаги и голоса людей, пытавшихся его найти, но вопли о помощи наверх не доходили. И когда спасатели ушли, ему с огромным трудом удалось выбраться из плотно спрессовавшейся снежной могилы. Он полз на брюхе двое суток, пока не наткнулся на эту хижину.

— Люба, вы передайте своему мужу, что его уникальный случай самоспасения стал для меня потрясающим примером мобилизации всех человеческих сил в безнадежной, казалось бы, ситуации, — попросил Гюнтер.

— Обязательно передам! — заверила она. — Только увижусь я с ним не скоро. В этом году Фердинанд не смог поехать со мной в горы. Он недавно токарем на завод устроился, и этот сезон ему пришлось пропустить, потому что с работы его сейчас никто в горы не отпустит.

— Зная, как Фердинанд любит горы, я могу ему только посочувствовать. Мы переписывались с ним, пока он не уехал в Россию. И в последнем письме, которое я получил от него, Фердинанд написал мне, что, когда ему был предложен выбор, остаться в Чехословакии или выехать в одну из стран — СССР, США, Францию, — он выбрал Советский Союз, потому что хотел увидеть Кавказ.

— И он его увидел! Здесь, на Кавказе, я с ним и познакомилась. Это было три года назад. Фердинанд совершил тогда восхождение на Ушбу.

— О! Двуглавая красавица Ушба — это гора моей мечты! Я по секрету вам, Люба, скажу, что мы с моим приятелем Клаусом хотим не просто взойти на Ушбу, а совершить траверс обеих вершин с юга на север.

— Круто! Мне в прошлом году повезло взойти на Южную Ушбу, а ваш траверс на порядок, конечно, сложнее будет.