Не его это ума дело.
Когда из родового гнезда был изгнан молодой граф, многое пришлось переделывать. Глава семейства был вне себя от гнева, переписал завещание на младших отпрысков и сделал так, чтобы Ростиславу не досталось ни гроша. Вот только не предусмотрел уничтожение всего Рода.
Бенедиктов прибыл в Никополь с тяжёлым сердцем.
Во-первых, воля графа нарушалась жесточайшим образом, ведь изгнанник по всем имперским законам должен был вступить в наследство. Завещание утратило юридическую силу в связи со смертью младших детей и жены графа. Фурсовы по тем же законам не могли претендовать на что-либо. Ни в первую, ни во вторую, ни в десятую очередь. Законы Империи, да и клана Рыси предполагали возрождение погибшего Рода, если оставался в живых хотя бы один кровный наследник.
Кстати, о клане.
Перед смертью граф подал прошение на присоединение к Дому Рыси, прошёл через все этапы согласования, и оставались сущие пустяки. А что теперь? Ростислав Володкевич был превентивно исключён из кланового реестра, но в случае утверждения в качестве главы Рода… он претендует на клановость! Вот такой парадокс.
А самое грустное — это участь самого Бенедиктова.
По логике вещей, стряпчий теперь должен работать на этого юнца. Таковы его обязательства перед Родом Володкевичей.
Вот только…
Было одно «но».
На официальных счетах Рода денег с гулькин нос. Офшоры находились за пределами компетенции стряпчего, и что там через них перекачивалось — одним Древним известно. Вдобавок, родовое гнездо Володкевичей сильно повреждено пожаром, и на его восстановление потребуется прорва денег. Легче всего эти земли продать, и покупатели, насколько понял стряпчий, уже имелись.
Хуже всего было то, что нищий изгнанник вряд ли сможет обеспечить Бенедиктову достойный уровень жизни. А вот обязательств перед Родом никто не отменял. И бумаги, собственноручно подписанные стряпчим, в которых перечислялись эти обязательства, придётся передать Ростиславу.
А ещё было не совсем понятно, кто стоит за уничтожением графского Рода. И не зацепит ли эта война самого стряпчего. Лес рубят — щепки летят.
Бенедиктов вышел на балкон, раскурил трубку с дорогим шоколадным табаком и, сдвинув одну из секций окна, впустил в квартиру дождь.
Впервые за всю его карьеру будущее стояло под вопросом.
Мы встретились на крыше многоэтажного апарт-отеля, где под стеклянным куполом раскинулся ресторан «Душа Сибири». Не бюджетный, прямо скажем, ресторан.
Стряпчий Бенедиктов выглядел весьма представительно. Аккуратная стрижка, грамотно скрывающая залысины. Первые штрихи седины на висках. Добротный твидовый костюм-тройка. Консервативный тёмно-коричневый галстук. Очки в золотой оправе, дорогие часы… И мясистые черты лица. В глазах — беспокойство.
— Рад встрече, господин Володкевич, — сухо произнёс стряпчий. — Не при самых, конечно, благоприятных обстоятельствах…
— Ближе к делу, Сергей Васильевич, — я пожал протянутую руку. — Что с моей семьёй?
Бенедиктов вздохнул: