Прощание

Феликс тут же исчез, а король, пьяный от злости, вернулся к Бенуа. Красный крест на двери и пустое небо Эмы – все указывало на смерть, которую он отрицал всем своим существом. Он бранился, кипел от ярости, не мог устоять на месте. Бенуа приходилось бегать за ним по пятам, чтобы застегнуть пуговицы. Когда туалет чудом был завершен, Тибо сказал, прилагая титанические усилия, чтобы голос звучал спокойно:

– Осталось только приладить меч.

Бенуа поднес ладонь ко рту.

– Как вы сказали? Ваше величество?

– Неужто, Бенуа, ты думаешь, что я выйду из кабинета без меча?

Рука слуги опустилась. Тибо предупредил его возражения (сплошь эстетического плана), достав длинный плоский чехол, который ему доставили накануне. В нем лежала перевязь для ножен, каких в Краеугольном Камне было почти не найти: на ремне, надеваемом через плечо, было две кожаных петли на уровне пояса: одна для кинжала, вторая для меча. Напротив сердца в кожу ремня были вставлены драгоценные камни из каждой провинции. Яшма, гранат, нефрит, оникс, лазурит были и броней, и украшением, и символом.

Бенуа не был знаком с такими деталями костюма. Как ее приладить? От волнения он трижды не мог попасть застежкой в дырку на ремне, так что Тибо под конец справился сам. Вскоре кинжал уже красовался у его бедра. На свадьбу он собирался как на войну. Слуга отошел на шаг.

– А как же меч, сир?..

– Выйди.

– То есть, ваше величество?

– То есть выйди, Бенуа.

Лоб короля перечеркнула глубокая складка, едва не вскрыв старую рану. Бенуа исчез. Оставшись один, Тибо подошел к жуткому комоду и достал меч из ящика с двойным дном, где он хранился вместе со скипетром. Мало кто видел его до сих пор. Большинство считали, что меч существует лишь в легендах, в узорах на шкафах, на барельефе над дворцовой аркой и по углам королевского письменного стола. Однако Тибо знал не понаслышке, что в легендах не было ни капли вымысла, и напротив, действительность была куда удивительнее их.

50

Эсме начала с Центра, и дело шло довольно быстро. К полудню половина записок была доставлена, а она приближалась к границе Лесов. Пришло время извлечь из своего положения настоящую пользу. Она свернула с дороги в особенно густую пущу. Измученный Зодиак путался в зарослях ежевики и упирался, но Эсме заставляла его идти вперед. Она хотела забраться поглубже в чащу, чтобы никто не смог подкрасться к ним бесшумно.

Когда лес стал таким густым, что полуденный свет уже не достигал земли, она остановила Зодиака. Наугад достала из сумки одну записку и спешилась. Держа конверт в зубах, она быстро сгребла кучкой сухие иголки и листья и вытащила из кармана две металлические пластинки на кожаном шнурке – огниво. Чиркнула одной о другую, и короткий сноп искр зажег маленький костер, в который она стала подкладывать куски коры и ломкие веточки. Затем поднесла к огню конверт.

Она знала: то, что она делает сейчас, может стоить ей семьи. Но продолжать развозить письма, не зная их содержания, было еще опаснее. Она надеялась, что воск отойдет, несильно расплавившись, и тогда она сможет запечатать конверт обратно, чуть-чуть его нагрев. Но, увы. Воск был отличного качества и хорошо впитался в бумагу. Костер же, напротив, вот-вот мог погаснуть. Эсме сгребла все, что было вокруг сухого, и поднесла конверт к самому пламени. Печать подалась, и она открыла его.

Лоб у нее взмок, руки горели, но ей пришлось трижды разобрать короткую фразу по буквам, чтобы убедиться, что ничего не напутала. В записке была какая-то бессмыслица:

«Ягод нес черепом воин слуга»

Она, щурясь, смотрела на слова, думая, что где-то ошиблась, как вдруг услышала за спиной хруст. Наверняка чьи-то шаги. Бросив все, она белкой взметнулась на первую попавшуюся сосну, и оглядела сверху окрестности. Поначалу ничего не было видно, но потом куст неподалеку от ее сосны зашевелился. Кабан. Пронесло. Однако облегчение длилось недолго: она тут же заметила, что совершила непростительную оплошность: письмо догорало внизу. Она уронила его прямо в костер.

Эсме спустилась так же быстро, как влезла, и затоптала огонь. От бумаги остались лишь почерневшие, распадающиеся в пепел клочки. Что теперь? Делать вид, что в мешке было двадцать одно письмо? С другой стороны, она помнит адрес и само послание. Сможет как-нибудь раздобыть бумагу с пером. Но тут будь что будет: если получатель удивится, что письмо без печати, или сравнит почерк, саму бумагу, или если вдруг она напишет с ошибкой – тогда кошмар. «Сестра первая», – сказал тот человек.