Реанимация солнца

«Нельзя забывать, что основное предназначение феммы – обслуживать и ублажать манна».

«Нельзя отказывать ни в чем».

Нельзя, нельзя, нельзя…

Кулак в экзокостюме не знал пощады. Моя спина до сих пор помнила жестокие наказания за внешний вид, неподобающий приемной дочери капитана полиции Абисс-сити, дерзкий взгляд, неправильный тон. И… сдавленные, приглушенные вскрики матери, когда она послушно терпела уроки литианина – потому что «он всегда прав, Сола», «он наш единственный шанс на безбедную жизнь», «наша единственная возможность выжить».

«Нет, мама. Он всегда был нашей главной возможностью умереть».

Я пыталась ей объяснить – бесконечное число раз пыталась, – но она упрямо отворачивалась, отказываясь слушать, а в полиции… в полиции центрального округа Абисс-сити мои заявления моментально передавали лично капитану Ли Эбботу, который максимально доходчиво доносил до нас с мамой бесплодность подобных действий.

Себя я не жалела. Научилась стискивать зубы, считать до ста и молча ненавидеть. Но мама… Это было невыносимо.

Надо было бежать, бежать из шикарной просторной квартиры в Центре, наплевав на мнимые блага литианской жизни. Но время шло, дни сливались в недели, месяцы и годы, а потом… потом стало уже поздно. Реаниматолог, вышедший из дверей операционной, лишь развел руками и предложил дождаться Ли Эббота в коридоре, пока медики заполняют нужные бумаги. Я кивнула, развернулась – и через черный ход бросилась вон из ярко освещенной центральной больницы, чтобы сесть на первый же подвернувшийся скайвей в сторону трущоб и больше никогда не возвращаться.

Никогда.

Ли Эббот не искал меня. Я знала, он мог – у него был доступ к базе данных идентификационных чипов и камерам всего Абисс-сити. Если бы он хотел, меня вычислили бы в любой дыре. Но… почему-то капитан полиции закрыл глаза на мое бегство, а я – со временем – оставила ту главу своей жизни в прошлом.

Навсегда, мне казалось. Но нет.

– Плохо выглядишь, Солана. – Светлые, почти прозрачные глаза литианина уставились на меня из темноты гермошлема. Пальцы отчима сжались, демонстрируя подаренное экзокостюмом превосходство в физической силе. – Рассказывай, что здесь происходило вчера ночью.

Кожа на спине и руках зачесалась, будто шейд был готов прорвать ее, одевая тело в броню не менее прочную, чем литианский экзокостюм. Я выпрямилась, бесстрашно встретив взгляд Ли Эббота – так же, как делала в детстве, выводя его из себя дерзким неповиновением.

– Ничего. Все было тихо. Вечером я закрыла клинику и ушла.

– На ночь кто-то оставался?

– Нет, – хмуро вклинился Саул. – У нас нет регулярного круглосуточного дежурства. Солана ушла вечером, Хельми пришла с утра.

– Ложь, – отмахнулся капитан. – Солана, что происходило на улице?

Главное – не проявлять беспокойства. И говорить правду – ходили слухи, что в визоры полицейских гермошлемов встраивались датчики, считывающие микроскопические движения лицевых мышц и малейшие изменения температуры тела.

– Не знаю. Мы не выходим во время смены. Такова инструкция.

– Сотрудникам категорически запрещено покидать клинику, – веско произнес Саул, многозначительно покосившись на полицейского. – Что бы ни происходило за ее пределами.