Реанимация солнца

А может, даже уже…

Рука почти бессознательно потянулась к шее шейдера, коснулась выступающей темной вены и застыла в ожидании толчка крови.

Ничего.

Он точно был мертв – без вариантов. Но почему-то я не могла заставить себя отнять пальцы от прохладной смуглой кожи манна. Мне нужно было быть абсолютно, целиком и полностью уверенной, что пульса нет.

Шиссово предчувствие!

Биение сердца – слабое, едва заметное – ударило, словно энергетический разряд.

Жив!

Проигнорировав тоненький голосок разума, нашептывающий, что шейдер с такой кровопотерей, потерявший связь с шейдом, вероятнее всего скончается через несколько минут, я вцепилась в мощные плечи и изо всех сил тряхнула манна, пытаясь привести в чувство. Шейдер остался неподвижен. От резкого движения раны на груди снова открылись – впрочем, раз кровь еще шла, значит, не все было потеряно. Да, я действовала грубо, неосторожно и совсем не так, как полагалось бы вести себя настоящему медику. Но я и не была лицензированным реаниматологом, а шейдер передо мной – это не застрахованный до последнего волоска литианин, к которому и притронуться-то страшно, чтобы ненароком не огрести пачку судебных исков.

По-хорошему, выбора у шейдера не было. Хочет выжить – должен очнуться. Одна я не смогу дотащить его до клиники, а привлекать внимание, зовя на помощь, себе дороже. В такое время и в таком месте помогают только расстаться с нажитым и радостно отправиться на тот свет. Но с этим будущий труп прекрасно справлялся сам, а меня такое путешествие в один конец не сильно вдохновляло.

Я несколько раз наотмашь хлестнула манна по щекам – безрезультатно. Крупная голова с массивным подбородком тяжело качнулась в сторону, мокрые волосы облепили виски, но в сознание шейдер не пришел.

– Шисс, манн! – сквозь зубы выдохнула я, подхватывая бессознательное тело под руки и разворачивая к порогу клиники. – Не могу я вынести тебе стимулятор, если не хочу, чтобы завтра боевики «Механического солнца» тут всех расстреляли! А я этого не хочу. Вот еще, дохнуть из-за тебя. Давай, мать твою шиссам в яму!

Я должна была это сказать – если кто-то скрывался за пеленой дождя, выжидая, пока глупенькая медичка бросит недобитый труп, ему нужно было знать, что Саул Михель и его работники честно чтят неписанный кодекс улиц и падаль лечат тогда и только тогда, когда эта самая падаль пересекает порог клиники. Никаких претензий.

– Ползи давай…

Конечно, он не мог меня слышать – полумертвому шейдеру, весящему как двигатель от ховера, было глубоко наплевать на мои потуги. Он собирался сдохнуть. Его это, очевидно, устраивало. Но что-то внутри мешало мне пустить все на самотек. То же нелепое что-то, которое заставляло меня тащить манна к порогу клиники.

Пытаться тащить…

Сказать было проще, чем сделать. За несколько минут я полностью выбилась из сил, мышцы заныли, тяжесть манна буквально вырывала руки из плечевых суставов, а сдвинуть тело шейдера удалось едва ли на десяток сантиметров. Такими темпами я затащу его внутрь как раз к приходу Хель, и, скорее всего, манну к тому времени понадобится уже не реанимация, а труповозка.

И тогда я приняла решение – определенно, худшее за вечер. Краем сознания, где еще слабо подавали признаки жизни последние крохи разума, я попрощалась с остатками блокиратора. Сжав зубы, предрекла себе все возможные проблемы – от полнейшего финансового краха до разборок с «Механическим солнцем» и полицией, напомнила самой себе об отсутствии медицинской лицензии, да и вообще какого-либо профильного образования, и прикинула шансы этого конкретного манна на выживание.

А потом прикрыла глаза и потянулась вглубь себя – к спящей под действием блокиратора второй сущности.

Шейд внутри откликнулся слабо, будто нехотя. Ускорилось сердцебиение, скакнула температура. Огненная волна пронеслась по венам, выжигая остатки блокиратора. И…

Краски стали ярче, барабанная дробь дождевых капель оглушительней. В нос ударило зловоние грязной улицы, отчетливый железистый запах крови и истончающийся мускусный аромат тела шейдера, дразнящий чувствительное обоняние моего шейда. Слепящая ярость затопила разум, смешиваясь с неуместным голодом.