Только в следующую пятницу Марилла узнала о шляпе, украшенной венком цветов. Она вернулась домой от миссис Линд и потребовала у Ани объяснений.
— Аня, миссис Рейчел рассказала мне, что в прошлое воскресенье ты была в церкви с каким-то смешным венком из лютиков и диких розочек на шляпе. Что за глупости! Ну, должно быть, и вид у тебя был!
— О, я знаю, мне не идет розовое и желтое, — начала было Аня.
— Не идет! Что за вздор! Сажать цветы на шляпу, какого бы цвета они ни были, просто смешно! Ты самый несносный ребенок на свете!
— Не понимаю, почему носить цветы на шляпе смешнее, чем прикалывать к платью? — возразила Аня. — У многих девочек были букетики, приколотые к платью. Какая разница?
Но Марилла не позволила оторвать себя от безопасного конкретного предмета и увлечь на ненадежную тропу абстрактных рассуждений.
— Ты не должна так мне отвечать, Аня. Было это очень глупо, и, пожалуйста, постарайся, чтобы впредь подобного не было. Миссис Рейчел говорит, что чуть в обморок не упала, когда увидела тебя в таком наряде. Сначала она не смогла добраться до тебя, чтобы велеть тебе снять этот глупый венок, а потом было уже поздно. Она говорит, что прихожане сочли это ужасным… Разумеется, все подумали, что это я совсем потеряла рассудок, раз позволяю тебе выходить в этаком виде.
— Ах, мне так жаль, — сказала Аня со слезами на глазах. — Я никак не предполагала, что вы будете возражать. Розочки и лютики такие милые и душистые; я считала, что они прелестно выглядят на моей шляпе. У многих девочек были искусственные цветы на шляпках. Боюсь, я буду для вас сущим наказанием. Может быть, вам лучше отослать меня обратно в приют? Это было бы ужасно. Не знаю, смогла бы я это пережить, скорее всего я заболела бы чахоткой, я ведь ужасно худая. Но уж лучше это, чем быть для вас сущим наказанием.
— Чепуха, — сказала Марилла, рассердившись сама на себя за то, что довела девочку до слез. — И разумеется, я не собираюсь отправлять тебя обратно в приют. Все, чего я хочу, это чтобы ты была как все девочки и не выставляла себя на посмешище. Ну, перестань плакать. У меня есть для тебя хорошая новость. Диана Барри сегодня вернулась домой. Я сейчас пойду к ним, чтобы попросить у миссис Барри выкройку юбки, и, если хочешь, можешь пойти со мной и познакомиться с Дианой.
Аня вскочила, сложив руки, слезы еще блестели у нее на щеках; полотенце, которое она подрубала, соскользнуло на пол.
— Ах, Марилла, мне страшно… теперь, когда эта минута пришла, мне по-настоящему страшно. Что, если я ей не понравлюсь? Это будет наитрагичнейшее разочарование в моей жизни.
— Ну-ну, нет причины так волноваться. И пожалуйста, не употребляй таких изощренных выражений, Это звучит смешно и неестественно в устах девочки. Я уверена, что ты понравишься Диане. Но главное для тебя — это отношение ее мамы. Если ты ей не понравишься, то не имеет значения, придешься ли ты по душе Диане. Если миссис Барри узнает, как ужасно ты вела себя по отношению к миссис Линд и о том, что ты ходила в церковь с лютиками на шляпе, то не знаю, что она о тебе подумает. Ты должна быть вежливой и воспитанной и избегать этих своих напыщенных речей. Господи Боже, да ребенок весь дрожит!
Аня действительно дрожала. Лицо ее было бледным и напряженным.
— Ах, Марилла, вы бы тоже волновались, если бы вам предстояло встретиться с девочкой, в которой вы надеетесь найти задушевную подругу и можете не понравиться ее маме, — говорила она, поспешно хватая свою шляпу.
Они направились в Садовый Склон кратчайшим путем — через ручей и потом вверх по поросшему елями склону. Марилла постучала в дверь кухни. Им открыла миссис Барри. Это была высокая черноглазая и черноволосая женщина с очень решительным выражением лица. Поговаривали, что она очень строго воспитывает своих детей.
— Как поживаете, Марилла? — сказала она сердечно. — Заходите. Это, наверное, девочка, которую вы взяли на воспитание?
— Да, это Аня Ширли, — сказала Марилла.
— Только не Анюта, — пробормотала Аня, которая, хоть дрожащая и возбужденная, никак не могла допустить недоразумения в таком важном вопросе.
Миссис Барри не расслышала или не поняла, она просто пожала Ане руку и сказала ласково:
— Как поживаешь?