Аня из Инглсайда

И вот — апрель! Со смехом апрельского дождя, с шепотом апрельского дождя, с плавностью, стремительностью, напором, ударами, танцами, брызгами апрельского дождя.

— О, мама, посмотри, как хорошо мир умыл свое лицо! — воскликнула Ди в то утро, когда снова засияло солнце.

Бледные весенние звезды зажигались над затянутыми вечерней дымкой лучами, болото краснело побегами ивы-шелюги. Маленькие веточки на деревьях, казалось, вдруг утратили свою строгость и холодность, сделавшись нежными и томными. Появление первой малиновки стало целым событием, ложбина вновь была местом бурных восторгов, и Джем опять принес маме первые перелески — чем немало обидел тетю Мэри Мерайю, считавшую, что их следовало вручить ей. Сюзан начала наводить порядок на чердаке; Аня, едва ли имевшая за всю зиму хоть одну свободную минуту, облеклась в весеннюю радость, словно в одеяние, и буквально жила в саду, а Заморыш в весеннем экстазе крутился по всем дорожкам.

— Ты больше заботишься о своем саде, Ануся, чем о собственном муже, — заявила тетя Мэри Мерайя.

— Мой сад так добр ко мне, — отозвалась Аня мечтательно, а затем, осознав, каким образом можно истолковать ее замечание, начала смеяться.

— Ты говоришь престранные вещи, Ануся. Конечно, я знаю, ты не хотела сказать, будто Гилберт не добр к тебе, но что, если бы твои слова услышал кто-нибудь чужой?

— Дорогая тетя Мэри Мерайя, — сказала Аня весело. — Я, право же, не отвечаю за то, что говорю в это время года. Все вокруг знают это. Весной я всегда немного безумна. Но это такое восхитительное безумие. Вы обратили внимание на ту дымку над дюнами? Кажется, будто там танцуют феи. А наши желтые нарциссы вы заметили? У нас в Инглсайде еще не было таких великолепных нарциссов, как в этом году.

— Я не особенно люблю нарциссы. Они слишком лезут в глаза, — сказала тетя Мэри Мерайя, кутаясь в шаль и уходя в дом, чтобы уберечь свою спину от вечерней прохлады.

— А знаете ли вы, миссис докторша, дорогая, — в тоне Сюзан было нечто зловещее, — что стало с теми новыми ирисами, которые вы собирались посадить в тенистом уголке? Она посадила их сегодня после обеда, когда вас не было дома, посадила в самой солнечной части заднего двора.

— Ох, Сюзан! И мы не можем пересадить их. Она так обиделась бы, если бы мы это сделали.

— Если вы только дадите мне распоряжение, миссис докторша, дорогая…

— Нет, нет, Сюзан, оставим их пока там. Вы помните, как она плакала, когда я намекнула, что ей не следовало подрезать спирею до цветения.

— Но хулить наши нарциссы, миссис докторша, дорогая, да они славятся на всю округу!

— И вполне заслуженно. Взгляните, Сюзан, они смеются над вами из-за того, что вы обращаете внимание на тетю Мэри Мерайю… А настурции все же взошли на этой клумбе, Это так интересно, когда уже оставишь всякую надежду увидеть ростки и вдруг обнаружишь, что они появились из земли. Я собираюсь устроить небольшой розарий в юго-западной части сада. Само название «розарий» вызывает во мне трепет. Вы когда-нибудь видели такую голубую голубизну неба, Сюзан? Знаете, если теперь прислушаться очень-очень внимательно в вечерний час, то услышишь, как все маленькие ручейки весело болтают, обмениваясь новостями. Я была бы не прочь лечь сегодня спать в ложбине с подушкой из диких фиалок под головой.

— Вы нашли бы, что там очень сыро, — снисходительно заметила Сюзан. Миссис докторша всегда была такой по весне. Это пройдет.

— Сюзан, — начала Аня вкрадчиво, — я хочу отпраздновать день рождения на будущей неделе.

— Почему бы нет? — отозвалась Сюзан. Конечно, в семье нет никого, кто бы родился в последнюю неделю мая, но разве это препятствие, если миссис докторше хочется отпраздновать день рождения?

— День рождения тети Мэри Мерайи, — продолжила Аня, как человек, бросающийся навстречу опасности. — Гилберт говорит, что на следующей неделе ей исполнится пятьдесят пять, и я подумала…

— Миссис докторша, дорогая, неужели вы действительно хотите праздновать день рождения этой…

— Сосчитайте до ста, Сюзан, сосчитайте до ста, Сюзан, дорогая. Ей будет так приятно. Подумайте, есть ли в ее жизни какие-нибудь радости?