Аня и Долина Радуг

— Уж лучше бы мистер Мередит не проповедовал так хорошо, а лучше заботился о своих детях, — возразила мисс Корнелия. — Он мог бы, по крайней мере, взглянуть на них, прежде чем они отправятся в церковь, и подумать, вполне ли прилично они одеты. Я устала находить оправдания для него, поверьте мне.

Тем временем в Долине Радуг Фейт испытывала ужасные душевные муки. Там появилась Мэри Ванс, как всегда настроенная на то, чтобы осуждать и поучать. Она дала понять Фейт, что та навеки опозорила себя и своего отца и что она, Мэри Ванс, порывает с ней окончательно. «Все» говорили о случившемся, и «все» были едины во мнении.

— Я просто чувствую, что не могу с тобой больше дружить, — заключила она.

— А мы будем с ней дружить! — воскликнула Нэн Блайт. Нэн в глубине души тоже находила поступок Фейт совершенно ужасным, но не считала возможным позволить Мэри Ванс вести себя так высокомерно. — А вы, мисс Ванс, если не хотите, можете больше не приходить в Долину Радуг.

Нэн и Ди обняли Фейт за плечи и с вызовом посмотрели на Мэри. Та неожиданно дрогнула и, присев на пенек, заплакала.

— Дело не в том, что я не хочу с ней дружить, — всхлипывала она. — Но, если я буду с ней по-прежнему водиться, люди будут говорить, что это я подбиваю ее на проделки. Некоторые уже так говорят — сущая правда! Я не могу допустить, чтобы обо мне такое говорили, особенно теперь, когда я живу в приличном доме и стараюсь быть настоящей леди. И я никогда, даже в самое тяжелое время в моей жизни, не ходила с голыми ногами в церковь. Мне и в голову бы никогда такое не пришло. Но эта противная Китти Дейвис говорит, что Фейт стала совсем другой девочкой, с тех пор как я пожила в доме священника. Она говорит, что Корнелия Эллиот еще проклянет тот день, когда взяла меня в свой дом. А это, скажу я вам, ужасно меня обижает. Но больше всего я беспокоюсь о мистере Мередите.

— Я думаю, о нем ты можешь не беспокоиться, — презрительно заметила Ди. — Вряд ли это необходимо. Ну же, Фейт, дорогая, перестань плакать и расскажи нам, почему ты это сделала.

Плачущая Фейт объяснила, как было дело. Нэн и Ди посочувствовали ей, и даже Мэри Ванс согласилась, что Фейт попала в трудное положение. Но Джерри, для которого эта новость прозвучала как гром среди ясного неба, отказался отнестись к ней благодушно. Так вот что значили таинственные намеки, которые он получал в тот день в школе! Он бесцеремонно погнал Фейт и Уну домой, и клуб «Хорошее поведение» немедленно провел свое заседание на кладбище, чтобы вынести вердикт по делу Фейт.

— Я считаю, что ничего страшного не случилось, — сказала Фейт с вызовом. — Голых ног было видно не так уж много. Никакого греха в этом не было, и никому это не повредило.

— Это повредит папе. Ты знаешь, что повредит. Ты знаешь, что люди винят его всякий раз, когда мы делаем что-нибудь странное.

— Я об этом не подумала, — пробормотала Фейт.

— В том-то вся беда. Ты не подумала, а должна была подумать. Для этого существует наш клуб… чтобы воспитывать нас и заставлять думать. Мы обещали, что всегда, прежде чем что-то сделать, будем думать о последствиях. Ты, Фейт, не подумала и должна быть наказана… и к тому же сурово. В наказание будешь надевать эти полосатые чулки в школу целую неделю.

— Ох, Джерри, может, одного дня хватит… ну двух? Но не целую же неделю!

— Да, целую неделю, — сказал неумолимый Джерри. — Это справедливо… спроси у Джема Блайта, справедливо или нет.

Фейт почувствовала, что уж лучше подчиниться, чем обращаться к Джему Блайту по такому вопросу. Она начинала сознавать, что в ее проступке было нечто неприличное.

— Хорошо, буду ходить в них неделю, — пообещала она немного угрюмо.

— Ты еще легко отделаешься, — сказал Джерри сурово. — И как бы строго мы ни наказали тебя, это не поможет отцу. Люди будут по-прежнему думать, что ты сделала это просто из озорства, и винить отца за то, что он не вмешался. Мы не можем объяснить всем и каждому, как было дело.

Это последнее обстоятельство чрезвычайно удручало Фейт. То, что осуждали ее, она могла вынести, но было мучительно думать, что все возлагают вину за случившееся на ее отца. Если бы людям были известны факты, они не винили бы его. Но как могла она довести эти факты до всех? Встать в церкви, как она сделала это однажды, и объясниться — об этом не могло быть и речи. Фейт узнала от Мэри Ванс, как отнеслись прихожане к тому «спектаклю», и понимала, что не следует устраивать его во второй раз. Всю первую половину следующей недели Фейт билась над решением этой проблемы. Затем ее осенила блестящая идея, и она тут же принялась воплощать ее в жизнь. Весь вечер она провела на чердаке с лампой и тетрадкой, в которой что-то усердно писала, с пылающими щеками и сияющими глазами. Это было именно то, что нужно! Какая она умница, что придумала выход! Отличный способ все исправить и все объяснить… и при этом не вызвать никакого скандала! Было одиннадцать, когда она закончила, к своему большому удовлетворению, и спустилась с чердака, чтобы лечь спать, ужасно усталая, но совершенно счастливая.

Через несколько дней вышел очередной номер газеты, вызвавший новую сенсацию. Самое видное место на первой полосе занимало письмо за подписью Фейт Мередит, в котором говорилось следующее:

ВСЕМ, КОГО ЭТО КАСАЕТСЯ

Я хочу объяснить всем, как случилось, что я пришла в церковь без чулок, чтобы все знали, что папа тут ни при чем, и пусть старые сплетницы не говорят, будто он во всем виноват, потому что это неправда. Я отдала мою единственную пару черных чулок Лиде Марш, потому что у нее нет чулок, а ее бедные ножки ужасно замерзли, и мне было ее так жалко. Ни один ребенок, который живет среди христиан, не должен ходить без туфель и чулок, пока весь снег не растаял, и я думаю, что Женское Общество Поддержки Зарубежных Христианских Миссий должно было бы подарить ей чулки. Конечно, я знаю, что они посылают разные вещи маленьким язычникам в других странах и что это правильное и доброе дело. Но у маленьких язычников погода гораздо теплее, чем у нас, и я думаю, что женщинам в нашей церкви следовало бы позаботиться о Лиде, а не оставлять это мне.