Метод книжной героини

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ясно, – киваю я и делаю шаг назад. – Тогда зайду позже.

– Елисей! – порывисто окликает она. – Ты можешь подождать, если хочешь. Гриша скоро должен проснуться. Пирогов у меня нет, но есть блинчики со сметаной.

– Не хочу доставлять неудобств, – вежливо отвечаю я, игнорируя протест желудка.

– К Грише уже давно никто не приходил, он будет очень рад тебя видеть, – в ее голосе слышится едва уловимая мольба.

Вряд ли он будет рад меня видеть, но нам все равно придется поговорить рано или поздно. Натягиваю дружелюбную улыбку и подхожу к двери:

– Блины меня убедили.

Крохотная кухня вмещает в себя минимум мебели и максимум предметов декора: фарфоровые статуэтки, вязаные салфетки, вазочки с искусственными цветами. Передо мной на столе появляется круглая тарелка идеально тонких румяных блинов и чашка зеленого чая с четвертинкой лимона. Валерия Евгеньевна суетливо наводит порядок: убирает посуду в навесной шкафчик и смахивает выцветшей тряпкой крошки на пол, попутно задавая стандартный набор вопросов. Как дела в школе? Какой предмет нравится больше всего? Какие экзамены собираюсь сдавать? В какой университет поступать? Отвечаю непринужденно, поедая блины один за другим. Беседа на первый взгляд кажется легкой, но с каждым вопросом Валерия Евгеньевна становится все мрачнее и мрачнее.

– Ты так вырос, – она качает головой. – Возмужал. Твоему аппетиту позавидовали бы спортсмены-тяжеловесы.

Дожевываю блин и запиваю остатками чая. Ставлю чашку на стол, глядя в прозрачно-голубые глаза, полные материнской тоски, и спрашиваю:

– А как ваши дела? Я слышал, Гриша перевелся на домашнее обучение.

– Ох, – вздыхает она и хватает пустую чашку. – Давай я налью тебе еще.

Валерия Евгеньевна встает из-за стола и отходит к плите, поворачиваясь ко мне спиной. Сохраняю молчание, все еще рассчитывая на ответ.

– Думаю, из-за чего это произошло, ты тоже знаешь, – тихо говорит она. – Я решила, что дома ему будет лучше, но… Я ведь не вечная, Елисей. Однажды меня не станет, и Гриша останется совсем один. Я просила его подумать о возвращении в школу, умоляла выбрать колледж, но он и слышать ничего не хочет.

Она упирается ладонями в тумбочку и опускает голову. Напряженно поджимаю губы, делая глубокий вдох. Я не знаю, что сказать. Не могу им помочь, потому что чужая жизнь – это чужая ответственность. Единственное, о чем не стоит забывать, так это о границах. Там, где начинается территория другого человека, заканчивается твоя. Если бы все следовали этому правилу, мир определенно стал бы лучше.

– Гриша сейчас принимает лекарства и занимается с психологом, но процесс идет тяжело. Он сопротивляется, не верит доктору и в себя не верит. Елисей, пожалуйста, поговори с ним. Может быть, к тебе он прислушается. Ты был единственным, кто общался с ним… – Ее голос ломается и затихает.

Валерия Евгеньевна поднимает за пластиковую ручку алюминиевый чайник и доливает в чашку кипяток, но такое чувство, что он льется мне прямо на голову. К горлу подкатывают слова благодарности, мышцы на ногах каменеют. Уже собираюсь встать и попрощаться, но из-за стены вдруг доносится шум.

– Наверное, это Гриша проснулся, – говорит Валерия Евгеньевна и ставит чашку на стол передо мной. – Пойду посмотрю, как он, и скажу, что к нему гость, – торопливо бросает она и выходит из комнаты.

Звучит глухой стук закрывающейся двери, а после доносится приглушенное бурчание. Прислушиваюсь и узнаю сбивчивую речь Гриши. Смешанные чувства пробегают мурашками по рукам, а желание поскорее уйти становится сильнее. Все перепуталось. Что правильно, а что нет? Кто виновник, а кто жертва? Непонятно, кого винить, а кого спасать, кого ненавидеть, а кого жалеть.

Утопающий всегда тянет кого-то за собой, потому что он… утопающий. Это не оправдание, а, скорее, объяснение поступков некоторых людей. В таких случаях важно понимать, что ты можешь сделать. Если можешь спасти, то спаси, а если нет, то плыви как можно дальше, иначе утонешь вместе с ним.

– Проходи, Елисей. Он тебя ждет, – слышу тихий голос Валерии Евгеньевны.