Сто лет одиночества

22
18
20
22
24
26
28
30

– Гонсалес, Ровира, Перальта! — выкрикнул алькальд.

Все трое мигом его окружили. Не было никакой видимой причины для выбора именно этих трех — все они были обыкновенные метисы. На одном, остриженном под машинку и с детскими чертами лица, была фланелевая рубашка, на двух других поверх такой же рубашки была надета расстегнутая гимнастерка.

Никакого вразумительного приказания они не получили. Перепрыгивая через четыре ступеньки, полицейские выскочили вслед за алькальдом из участка, перебежали под дождем улицу и остановились перед домом зубного врача. Два дружных усилия — и дверь под ударами прикладов разлетелась в щепы. Они уже вошли, когда в передней зажегся свет. Из двери в глубине дома появился маленький, лысый, жилистый человек в трусах, пытавшийся натянуть на себя купальный халат, на мгновение он застыл с разинутым ртом и поднятой верх рукой, словно освещенный фотовспышкой, а потом прыгнул назад и столкнулся со своей женой, которая в ночной рубашке выбежала из спальни.

– Спокойно! — крикнул алькальд.

Воскликнув: «Ой!», женщина зажала руками рот и кинулась назад, в спальню. Зубной врач, завязывая пояс халата, направился к входной двери и только теперь разглядел трех полицейских с нацеленными в него винтовыми и алькальда, стоявшего неподвижно, засунув руки и карманы плаща, с которого текло ручьями.

– Если сеньора выйдет, в нее выстрелят, — сказал алькальд.

Держась за ручку двери, зубной врач крикнул в комнату:

– Ты слышала, детка?

И, с педантичной аккуратностью закрыв дверь спальни, он пошел между старыми стульями к зубоврачебному кабинету. Продымленные глаза винтовочных дул неотрывно следили за ним, а в дверях кабинета его опередили два полицейских. Один включил свет, другой пошел прямо к письменному столу и, выдвинув ящик, взял из него револьвер.

– Должен быть еще один, — сказал алькальд.

Он вошел в кабинет следом за зубным врачом. Один полицейский стал у двери, а двое других провели быстрый, но тщательный обыск. Они перевернули на рабочем столе ящичек с инструментами, рассыпав при этом по полу гипсовые слепки, недоделанные протезы и золотые коронки; высыпали содержимое фаянсовых банок, стоявших в застекленном шкафу, и несколькими взмахами штыка вспороли резиновый подголовник зубоврачебного кресла и сиденье с пружинами у вращающегося табурета.

– Тридцать восьмого калибра, длинноствольный, — уточнил алькальд.

Он посмотрел пристально на зубного врача.

– Будет лучше, если вы сразу скажете, где он. Мы пришли не для того, чтобы переворачивать все вверх дном.

Узкие потухшие глаза зубного врача за стеклами золотой оправе ничего не выразили.

– А я никуда не тороплюсь, — медленно ответил он. — Если есть охота, переворачивайте.

Алькальд задумался, а потом, еще раз обведя взглядом комнатку со стенами из необструганных досок, двинулся, отдавая отрывистые приказания полицейским, к зубоврачебному креслу. Одному он велел стать у выхода на улицу, другому — у двери кабинета, а третьему у окна. Усевшись в кресло, он застегнул, наконец, промокший плащ и почувствовал себя так, будто его одели в холодный металл. Он втянул в себя пахнущий креозотом воздух, откинул голову на подушечку и постарался дышать ровнее. Зубной врач подобрал с пола несколько инструментов и поставил кипятить в кастрюльке.

Стоя к алькальду спиной, он глядел на голубое пламя спиртовки с таким видом, как будто, кроме него, в кабинете никого не было. Когда вода закипела, он прихватил ручку кастрюльки бумагой и понес кастрюльку: к зубоврачебному креслу. Дорогу загораживал полицейский. Чтобы пар не мешал ему видеть алькальда, зубной врач опустил кастрюльку пониже и сказал:

– Прикажите этому убийце отойти в сторону — он мешает.

Алькальд махнул рукой, и полицейский, отступив от окна, пропустил врача к креслу, а потом пододвинул к стене стул и сел, широко расставив ноги, положив винтовку на колени, готовый в любой момент выстрелить. Зубной врач включил лампу. Алькальд, ослепленный внезапным светом, зажмурился и открыл рот. Боль прошла.