Глухой голос спросил:
– Сеньор Бенхамин дома?
Вытянув шею, он увидел одетую в черное женщину с пепельно-серой кожей и полотенцем на голове. Это была мать Пепе Амадора.
– Нет, – сказал сеньор Бенхамин.
– Но ведь это вы, – сказала женщина.
– Да, – отозвался он, – но меня все равно что нет, потому что я знаю, зачем вы ко мне пришли.
Женщина остановилась в нерешительности в узком и невысоком дверном проеме, в то время как сеньор Бенхамин вешал гамак. При каждом выдохе легкие ее издавали тихий свист.
– Не стойте в дверях, – сурово сказал сеньор Бенхамин. – Или уходите, или войдите внутрь.
Женщина села у стола и беззвучно зарыдала.
– Простите, – сказал он ей. – Вы должны понять, что, оставаясь на виду у всех, вы меня компрометируете.
Мать Пепе Амадора сняла полотенце с головы и вытерла им глаза. По привычке сеньор Бенхамин, повесив гамак, проверил, крепки ли шнуры. После этого он снова переключил внимание на женщину.
– Значит, – заговорил он, – вы хотите, чтобы я написал вам прошение?
Женщина кивнула.
– Так я и думал, – продолжал сеньор Бенхамин. – Вы еще верите в прошения. А ведь в нынешние времена, – он понизил голос, – суд вершат не бумагами, а выстрелами.
– Так говорят все, – сказала она, – но ведь сын в тюрьме у меня одной.
Говоря это, она развязала носовой платок, который до этого прижимала к груди, и, достав оттуда несколько засаленных бумажек – восемь песо, – протянула их сеньору Бенхамину.
– Это все, что у меня есть, – сказала она.
Сеньор Бенхамин посмотрел на бумажки, а потом, пожав плечами, взял их у нее и положил на стол.
– Я точно знаю – это дело бесполезное, – сказал он. – Напишу только, чтобы доказать Богу свое упорство.
Женщина благодарно кивнула ему и зарыдала снова.