С такой же легкостью он отдал бы приказ стрелять.
Полицейский исчез за стеной дождя. Алькальд присел рядом с ними.
– Какие новости? – спросил он.
– Никаких, – ответил парикмахер.
Другой, прежде чем закурить, предложил сигарету алькальду. Тот отказался.
– И надолго вы нас запрягли, лейтенант?
– Неизвестно, – ответил алькальд. – Сегодня до конца комендантского часа, а утром будет видно.
– До пяти! – воскликнул парикмахер.
– Ничего себе заявочки! – простонал другой. – Я на ногах с четырех утра.
Сквозь бормотание дождя до них донесся злобный лай – где-то опять подрались собаки. Алькальд ждал, пока не стихнет лай, рык и возня, и наконец собаки умолкли, только одна продолжала поскуливать. Алькальд с мрачным видом повернулся к резервисту.
– Учить меня вздумали? Я половину жизни так провожу, – сказал он. – И сейчас прямо падаю от усталости.
– А ради чего? – заговорил парикмахер. – Ведь ни в какие ворота не лезет вся эта бабья история.
– Мне тоже все больше и больше так кажется, – вздохнул алькальд.
Полицейский вернулся и сообщил, что еду не несут из-за дождя. Он добавил, что алькальда ждет в участке задержанная без пропуска.
Это была Кассандра. В комнатушке, которую освещала скудным светом балконная лампочка, она спала в шезлонге, закутавшись в прорезиненный плащ. Алькальд зажал ей пальцами нос; она застонала, рванулась и открыла глаза.
– Мне приснился сон, – сказала она.
Алькальд включил в комнате свет. Заслонив глаза руками, женщина с жалким видом изогнулась, и когда он взглянул на ее серебристые ногти и выбритую подмышку, у него сжалось сердце.
– Ну и нахал же ты, – сказала она. – Я здесь с одиннадцати.
– Я думал, ты придешь ко мне домой.
– У меня не было пропуска.