Как обычно, в подтверждение своей мысли Монтилья разразился заливистым хохотом. Генерал улыбнулся ему, как старому другу, и переменил тему. Погода улучшилась, беседовать было приятно, но генерал предпочел принять посетителей, сидя в гамаке, и в той же комнате, где спал.
Говорили в основном о ситуации в стране. Боливаристы Картахены отказывались признать новую конституцию и избранных депутатов под предлогом, что студенты-сантандеристы оказали непозволительное давление на конгресс. А лояльные военные, которые по приказу генерала держались в стороне, и сельское духовенство, которое его поддерживало, не имели возможности мобилизовать свои силы. Генерал Франсиско Кармона, командир гарнизона Картахены и преданный его делу человек, был готов поднять восстание и не переставал угрожать, что он это сделает. Генерал попросил Монтилью, чтобы тот отправился к Кармоне и попытался отговорить его. Затем, обращаясь ко всем и ни на кого не глядя, он грубо резюмировал то, что думал о новом правительстве:
– Москера – тупица, Кайседо – приспособленец, и оба с детства запуганы колледжем Святого Бартоломе.
Иными словами, это означало, что президент – дебил, а вице-президент – оппортунист, переходящий из партии в партию в зависимости от того, куда ветер дует. Затем генерал заметил – с горечью, которая всегда появлялась у него в плохие времена, – что не удивится, если каждый из них окажется родным братом архиепископа. И заявил: новая конституция оказалась лучше, чем можно было ожидать, имея в виду исторический момент, когда явная опасность – это не поражение на выборах, а гражданская война, развязыванию которой Сантандер содействует своими письмами из Парижа. Избранный президент призвал в Попайане к порядку и единению, но даже не сказал, принял ли он президентство.
– Он ждет, что Кайседо сделает за него грязную работу, – сказал генерал.
– Москера, должно быть, уже в Санта-Фе, – сказал Монтилья. – Он выехал из Попайана в понедельник.
Генерал не знал этого, но не удивился новости.
– Теперь, когда ему придется действовать, они увидят, что голова у него пуста, словно тыква, – сказал он. – Он не годится даже в швейцары в президентском дворце.
Генерал надолго задумался и сделался печальным.
– Жаль, – сказал он. – Сукре – вот кто был человеком.
– Самый достойный из генералов, – улыбнулся де Франсиско.
Эти слова были известны всем в стране, хотя генерал прилагал усилия, чтобы их широко не распространяли.
– Гениальная фраза Урданеты! – пошутил Монтилья.
Генерал не обратил внимания на то, что его перебили, и приготовился послушать подробности местной политической жизни, больше для развлечения, нежели для серьезного анализа, однако Монтилья снова придал разговору торжественность, которую генерал только что отверг.
– Простите меня, ваше превосходительство, – сказал он, – вы лучше других знаете, какое восхищение я испытываю перед Великим Маршалом, но настоящий человек – не он.
И заключил с театральным пафосом:
– Такой человек – это вы.
Генерал резко оборвал его:
– Меня больше нет.
Затем продолжил разговор, рассказав, как маршал Сукре отказывался стать президентом Колумбии, несмотря на все его уговоры. «Он способен спасти нас от анархии, – сказал он, – но он остался в плену у поющих сирен». Гарсиа дель Рио полагал, что истинные причины отказа – отсутствие у Сукре призвания к власти. Генералу это не казалось непреодолимым препятствием. «На протяжении долгой истории человечества мы видели много примеров, когда призвание является законным детищем необходимости», – сказал он. В любом случае это были запоздалые сожаления, потому что генерал лучше других знал, что самый достойный генерал республики служит сейчас армии менее эфемерной, чем его – Боливара – войска.
ebooksa