– Раз ребенок с таким большим носом родился, пусть и зовется Чэнь Би! – обратилась к нему тетушка.
Она сказала так в шутку, но этот Чэнь Э, словно получив высочайшее повеление, закивал в поклоне: «Благодарствую за имя! Благодарствую за имя. Чэнь Би так Чэнь Би!»
В то время как он продолжал рассыпаться в благодарностях, а Ай Лянь умываться слезами, тетушка собрала свою сумку и хотела уходить. На глаза ей попалась Тянь Гуйхуа. Та сидела перед разбитым ночным горшком, опершись спиной о стену, и будто спала. Тетушка и не заметила, когда та успела принять такую позу, и не помнила, когда прекратились ее душераздирающие вопли. Тетушке даже показалось, что у той уже и душа вон, но в полумраке блеснули зеленым, как у кошки, глаза, и она поняла, что старуха жива. У тетушки в душе поднялась волна гнева. «Как, ты еще здесь?!» – воскликнула она. «Половину работы я сделала, – наконец выдавила из себя старуха, – а половину ты; мне вообще-то полагается одно полотенце и пяток яиц. Но ты мне голову расколотила, глянь только. Но я в управу жаловаться не пойду, а ты за это должна положенным тебе полотенцем мне рану перевязать, а свой пяток яиц отдать мне на поправку». Только тут тетушка вспомнила, что эти повитухи вымогают у рожениц их добро, и ее охватило отвращение. «Стыд-то какой, совсем совести нет! Это какую такую половину работы ты сделала? – проскрежетала она сквозь зубы. – Если бы я дала тебе довести эту твою „работу“ до конца, сейчас на кане два трупа лежали бы! Ты, ведьма старая, считаешь, женское влагалище что куриная гузка, посильнее надавишь, яичко и выкатится? Это у тебя принимать роды называется? Убийство, вот что это такое! А ты еще жаловаться на меня вздумала? – И пнула старуху в нижнюю челюсть. – Еще полотенца, яйца ей подавай!» Пнув ее еще и в зад, тетушка схватила одной рукой сумку, а другой вцепилась в пучок волос у старухи на затылке и поволокла ее во двор. Чэнь Э выскочил следом, чтобы примирить их, но тетушка гаркнула на него: «А ну катись отсюда! Иди вон, жену обихаживай!»
По словам тетушки, она впервые в жизни кого-то ударила, даже не думала, что сможет вот так ударить человека. И отвесила старухе еще один пинок в зад. Та перекатилась, уселась и, колотя руками по земле, завопила на всю округу: «Помогите! Убивают… Дочка бандита Вань Люфу жизни лишить хочет…»
Уже наступили сумерки, садилось солнце, в свете вечерней зари дул легкий ветерок, деревенские в это время по большей части ужинали, стоя во дворах с чашками в руках. На шум быстро собралась толпа. Подошли и секретарь партячейки Юань Лянь вместе с бригадиром большой производственной бригады Люй Я (Зубом). Тянь Гуйхуа приходилась Люй Я дальней родственницей, а, как говорится, ворон ворону глаз не выклюет, вот Люй Я и стал укорять тетушку: «Вань Синь, молодая девушка – и бьешь старушку, не совестно?»
«Надо знать, что за дрянь этот Люй Я, – пояснила нам тетушка. – Жену колотил, скотина, так, что она у него на четвереньках ползает, а еще осмеливается меня поучать!»
«Какая старушка? – взвилась тетушка. – Ведьма старая, одно зло от нее! Поспрошай-ка сам, каких она делов натворила! Сколько народу своей рукой на тот свет отправила! Да будь у меня, старой, пистолет, вмиг бы прикончила!» И, вытянув указательный палец правой руки, наставила в голову старухи. Тетушке тогда было всего семнадцать, и когда она назвала себя «старой», многих это рассмешило.
Люй Я хотел было вступиться за Тянь Гуйхуа, но тут заговорил партсекретарь Юань Лянь: «Доктор Вань права, только такой строгостью и надо наказывать старых колдуний, которые шутят с человеческими жизнями! Ты, Тянь Гуйхуа, хватит дурака валять да бездельничать, считай, легко отделалась, в каталажку надо бы тебя отправить! Чтобы отныне все рожающие посылали за доктором Вань! А ты, Тянь Гуйхуа, если еще хоть раз посмеешь роды принимать, все твои собачьи когти пообрубаем!»
По словам тетушки, этот Юань Лянь хоть и неграмотный, а разбирался, что к чему, умел восстанавливать справедливость, хороший партработник.
4
Сенсей, вторым ребенком, которого приняла тетушка, был я.
Когда матушке пришло время рожать, бабка, как у нее давно было заведено, вымыла руки и переоделась, зажгла перед табличкой предков три ароматные свечи, отбила три земных поклона и выставила из дома всех мужчин. Матушка рожала не впервые, передо мной были два старших брата и сестра. «Дело тебе знакомое, – сказала ей бабка, – вот сама потихоньку и рожай». – «Мама, неважно я себя чувствую, – пожаловалась матушка. – На этот раз совсем не так, как прежде». Бабка не восприняла это всерьез: «Что не так? Не цилиня[16] же выродить собираешься?»
Матушкины предчувствия были верны. Братья и сестра появлялись головой вперед, а я сперва ногу высунул.
Увидев мою ногу, бабка просто обмерла от страха. Потому что в наших краях ходила присказка: «Коли ребенок ногой вперед, знать дух за недоимкой идет». Что за дух, взыскующий недоимку? А это значит, что в семье кто-то в прошлых поколениях кому-то задолжал. Вот этот заимодавец и перевоплощается в младенца, чтобы роженицу измучать по полной, он или умирает вместе с роженицей, или умирает, достигнув определенного возраста, принося таким образом этой семье значительные материальные потери и душевные страдания. Но бабка и виду не подала. «Этот ребенок скороходом вырастет, у какого-нибудь чиновника посыльным будет, – заявила она. – Не бойся, я знаю, как быть». Принесла со двора медный таз, встала перед каном и принялась колотить по нему скалкой. «Выходи, выходи! – выкрикивала она при этом. – Твой господин послал тебя со срочной вестью, не выйдешь, взбучку получишь…»
Почувствовав, что дело принимает серьезный оборот, матушка стала стучать в окно сметкой для кана и звать мою старшую сестру, которая во дворе прислушивалась к доносящимся из дома звукам: «Доченька, быстро беги за своей тетушкой!»
Сестра – девчонка смышленая – побежала в деревенскую управу и попросила Юань Ляня позвонить по телефону в фельдшерский пункт. Этот старинный телефонный аппарат с рукояткой я теперь храню у себя. Потому что он спас мне жизнь.
В тот день, шестого числа шестого месяца, на речке Цзяохэ случилось небольшое наводнение. Поверхность каменного моста оказалась под водой, но по разбивавшимся об него волнам все же можно было определить, где он находится. Удивший на реке рыбу зевака Ду Боцзы (Шея) своими глазами видел, как тетушка на всем ходу спустилась с дамбы на противоположном берегу. Колеса велосипеда поднимали волну больше метра. Если бы тетушку смыло бурлящим потоком, меня, сенсей, и не было бы.
Мокрая до нитки тетушка влетела в ворота.
Матушка говорит, что как только тетушка вошла в дом, она будто приняла таблетку успокоительного. Войдя, тетушка отпихнула бабку в сторону, язвительно бросив: «Вы, почтенная, такой грохот устроили, разве он осмелится выйти?» – «Маленьким детям шум нравится, – упорствовала бабка, – услышит грохот барабанов и гонгов, разве не высунется поглядеть?» Тетушка потом рассказывала, что ухватила меня за ножку, потянула как редьку, да так и вытащила. Я-то понимал, что это она шутит. После того как она приняла Чэнь Би и меня, наши матери стали добровольными агитаторами за нее. Они повсюду рассказывали о своем опыте, жена Юань Ляня и зевака Ду Боцзы тоже рассказывали всем подряд, как искусно тетушка гоняет на велосипеде, так что слава о ней гремела по всей округе, спрос на повитух вскоре пропал, и это стало историческим событием.
Время с 1953-го по 1957 год было периодом расширения государственного производства, благодатным временем расцвета экономики, в наших краях погода стояла благоприятная, и год за годом выдавался богатый урожай. Народ стал досыта есть, теплее одеваться, на душе было радостно, женщины наперегонки беременели и рожали. Тетушка в эти годы просто с ног сбилась. В восемнадцати деревнях дунбэйского Гаоми на каждой улочке, в каждом переулке остались следы шин ее велосипеда, почти во всех дворах сохранились следы ее ног.