– Где ж ты эту «слезу» добыл, командир?
– Вы не поверите, хлопцы! К тому бородатому мироеду зашел – ну, у которого сено с овсом покупали. Прихожу, а он телегу во дворе чинит, которую Андрей кулаком пробил. Говорю ему: профессора, мол, провожаем, покажи свою крестьянскую сознательность. Подумал мироед, в бородище своей поскреб, а потом рукой махнул, полез в погреб и вытащил «гуся»! Чем-то вы его поразили в прошлую встречу, господин профессор!
Бутылка пошла по кругу.
После второй стопки Ханжиков, осмелев, решился задать Агасферу вопрос, который давно висел на кончике его языка:
– Господин Берг, тут люди свои! В боевых действиях даже вместе участвовали. Признайтесь: вы же не швед! И Андрей не швед! Русские вы оба, вот сердцем чувствую! Скажите: чего вы в Шанхае своем позабыли, а? Почему в Россию не хотите вернуться?
Агасфер хотел отшутиться, но поднял взгляд на сидевших в кружок красноармейцев, смотревших на него очень внимательно и серьезно – и слегка струхнул. Неужели раскусили? Неторопливо отщипнул от каравая кусочек, кинул в рот, прожевал:
– А с чего вы взяли, Михаил, что мы с Андреасом – это его настоящее имя – не шведы? Паспорта наши на двух границах проверяли, нигде никаких претензий не было…
– Да вы не бойтесь, товарищ профессор, я ж говорю: тут все свои! – не унимался Ханжиков. – Понимаете, я на флоте, еще в Питере на шведов насмотрелся. Они такие… словно деревянные, право слово! Серьезные, чопорные. Ни улыбнутся, ни пошутят. А вы, господин Берг, – типичный русак! Улыбка такая открытая, добрая. И Андрей ваш – только скажи – за товарища в клочки порвет. Делает, а потом думает.
– Михаил, вы ошибаетесь, – покачал головой Агасфер. – К великому, может быть, сожалению – но мы не русские. В Шанхае у нас много русских друзей – может, от общения с ними стали похожими? Передается, знаете ли!
– Ну, хорошо, допустим! А Эжен ваш? Как его – Мади? Тоже, скажете, француз? Да он по-французски на пару фраз только способен. Зато по-русски, особенно с матерком ежели загнет – заслушаешься!
Агасфер покосился на Медникова, старательно режущего сало и демонстративно не принимающего участие в «национальной» дискуссии. Черт побери, его не стоило везти в Россию с французским паспортом и практически без знания «родного» языка. С другой стороны, нынче в Совдепии подозрительнее всего относятся к русским, приехавшим из-за кордона. Попробуй, докажи, что с новой российской властью ты не воевал!
Почувствовав на себе общее внимание, Медников отложил сало:
– Кому интересно, господа-товарищи, могу «покаяться»: да, я славянин! Уехал во Францию после вашей революции – не принял ее, извините уж! Но на родину тянуло – вот и принял фамилию супруги – по причинам, которые тут господин Берг разъяснил…
– А чем занимались до семнадцатого года? – тут же поинтересовался один из красноармейцев.
– Полицейский мундир носил, – усмехнулся Медников. – Служил делопроизводителем в Охранном отделении. Перебелял протоколы допросов ваших нынешних вождей, несгибаемых большевиков, ведомости наградных информаторов составлял…
Услыхав ядовитую интонацию в слове «несгибаемых», Берг предостерегающе кашлянул. Не укрылась эта интонация и от слушателей.
– Сам-то не допрашивал? – настороженно поинтересовался кто-то. – А может, и ловил?
– Допрашивать не сподобился, дорогой товарищ: у меня ж за плечами всего три класса церковно-приходской школы. А господа революционеры из благородных были. Студенты по большей части, образованные – куда мне! – Медников, обойдя вопрос о ловле, все же не удержался от новой «шпильки». – Были в охранке, конечно, мастера по части допросов: «раскалывали» революционеров как орехи! Да… А потом, глядишь, в наградной ведомости стукачей те же фамилии попадались. Которые – хе-хе-хе – нынче про несгибаемость свою на митингах талдычат!
– Врешь, дядя! – вскочил болезненно худой красноармеец. – Врешь и грязь льешь на тех, кто жизнь положил за идеалы революции! Ханжиков, чего молчишь? Разъяснить бы эту гниду надо!
– Господа, не надо ссориться! – вмешался Берг. – Революционная бдительность нам очень даже понятна. Но могу вас разочаровать: все документы для въезда в Советскую Россию были нами поданы заблаговременно. И в автобиографии господина Мади его служба в Охранном отделении была, уверяю вас, упомянута! Думаю, что советские компетентные органы проверили всех нас – и не нашли оснований для отказа во въезде! И не надо на мсье Эжена волками глядеть, у него есть причины обижаться на советскую власть! Он ведь из Охранного за десять лет до революции ушел. Ферму небольшую под Москвой имел, сам на ней работал – а его под горячую руку всего лишили и чуть не расстреляли как эксплуататора. Вот он и подался во Францию… А вы, господа-товарищи, на руки его поглядите – видели вы такие руки у эксплуататоров?
ebooksa