И и н у м а. Да, выходит так.
Х о н д а. Но вы с самого начала твердо решили, что покончите с собой собственным оружием?
И и н у м а. Да.
Х о н д а. В таком случае можно сказать, что кинжал взамен меча вы приобрели как для убийства, так и для самоубийства.
И и н у м а. Да.
Х о н д а. Итак, действие по обмену обычного меча на кинжал, имеющий двойное предназначение, нельзя определять как приобретение орудия убийства?
И и ну м а…Да.
П р о к у р о р. Господин председатель, я протестую: вопрос адвоката следует признать наводящим.
П р е д с е д а т е л ь. С вопросами защиты можно закончить. Выяснение обстоятельств приобретения оружия можно прекратить. Переходим к свидетелям обвинения.
…
Вернувшийся на свое место Хонда был доволен: он смог своими вопросами поставить под сомнение косвенные доказательства того, что приобретение кинжала было подготовкой к убийству. Однако он обратил внимание на то, что председателя суда Хисамацу, по-видимому, не слишком интересовали идеологические проблемы: после первого заседания тот старался не давать Исао ни малейшей возможности высказать свои политические убеждения, хотя мог бы сделать это в силу своей власти.
…У входа в зал раздались нестройное постукивание палки, и глаза публики обратились в ту сторону.
Там появился старик — он был очень высокого роста, но спина сильно согнулась, словно что-то пригибало к земле его взлохмаченную голову — легкое полотняное кимоно провисло под грудью — вверх смотрели только глубоко посаженные глаза. Добравшись до места свидетеля, он остановился, опираясь на палку.
Председатель суда зачитал текст клятвы, свидетель дрожащей рукой подписал ее, поставил свою печать. Ему предложили стул.
Отвечая на вопросы председателя об имени и возрасте, он довольно тихим голосом, неразборчиво произнес:
— Рэйкити Китадзаки, семьдесят восемь лет.
…
П р е д с е д а т е л ь. Свидетель, вы ведь давно держите в этом месте пансион?
К и т а д з а к и. Да. Я открыл пансион для офицеров во время японо-русской войны и держу его до сих пор. Среди тех, кто у меня квартировал, были великие люди, ставшие потом и генералами армии, и просто генералами, говорили, что пожить у меня — это хорошая примета, я уже ни на что не гожусь, но благодаря репутации пользуюсь расположением военных, особенно офицеров Третьего полка. Я одинок, перебиваюсь кое-как сам, не обременяя других.
П р е д с е д а т е л ь. Хочет ли задать вопросы обвинение?