— Та-ак… — начал он, — мистер Каупервуд — американский архимиллионер… У него великий опыт по части городского транспорта и надземных железных дорог как в Чикаго, так и в других городах. Предполагается, что я должен заинтересовать его в разрешении проблемы нашего подземного транспорта. И если я это сделаю, я, по-видимому, должен буду заплатить вам — или во всяком случае позаботиться о том, чтобы вам заплатили — за то, что мистер Каупервуд поможет кое-кому из наших лондонцев, интересующихся транспортом, нажиться на этом деле.
Он поднял брови и поглядел на Джеркинса. Джеркинс ответил ему понимающим взглядом, но не сказал ни слова.
— Весьма практический подход к делу, нельзя не признаться, — продолжал Джонсон, — и я не сомневаюсь, что кое-кто может на этом нажиться, а может и нет. Проблема лондонского подземного транспорта — это в высшей степени сложная проблема. У нас столько всяких проектов, столько разных компаний, которые нужно еще суметь привести к соглашению! Столько подрядов роздано разным спекулянтам и прожектерам без единого шиллинга за душой.
Он мрачно поглядел на своих посетителей.
— Денег надо убить уйму. Миллионы фунтов. Я так полагаю, не меньше двадцати пяти миллионов фунтов.
Он с унылым видом стиснул руки: так велик был этот груз неизбежных издержек.
— Разумеется, мистер Каупервуд здесь небезызвестен, мы о нем кое-что слышали. Если не ошибаюсь, в Чикаго против него были выдвинуты самые разнообразные обвинения. Я готов согласиться, что все эти обвинения не должны создавать препятствий и тормозить такое крупное общественное дело, какое вы, джентльмены, имеете в виду, — однако, принимая во внимание консерватизм нашей английской публики…
— Ах, вы говорите об этих политических выпадах в Чикаго против его финансовых методов? — возмущенно воскликнул Джеркинс. — Но это же обычные уловки, все это подстроено его соперниками, которые завидовали его успеху.
— Знаю, знаю! — с тем же мрачным видом перебил Джонсон. — Люди из финансовых кругов, конечно, понимают все эти приемы конкурирующих противников. Но ведь и здесь тоже у него найдется немало противников. У нас здесь на острове свой очень сплоченный и очень консервативный мирок. И мы вовсе не так уж любим пришельцев, которые являются к нам устраивать наши дела. Возможно, как вы изволили заметить, что мистер Каупервуд действительно очень опытный и изобретательный человек. Но захочет ли наша публика работать с ним — этого я не могу сказать. Однако я могу сказать, что вряд ли у нас найдутся люди, которые согласились бы предоставить ему полный контроль в таком предприятии, какое вы имеете в виду.
Тут он поднялся и тщательно отряхнул с пиджака и брюк воображаемые соринки.
— Вы говорите, он отклонил предложение Гривса и Хэншоу? — спросил он.
— Да, отклонил, — ответили в один голос Джеркинс и Клурфейн.
— А что же они, собственно, хотели?
Джеркинс разъяснил.
— Понятно, понятно! Оставить за собой контракт и пятьдесят процентов акций. Так вот, пока у меня не будет возможности подумать и посоветоваться с моими компаньонами, я ничего не могу сказать вам по этому поводу. Но так или иначе, — помолчав, добавил он, — возможно, кой-кому из наших крупных пайщиков и будет желательно потолковать с мистером Каупервудом, когда он приедет.
В сущности, Джонсон уже решил про себя, что эти люди подосланы самим Каупервудом, чтобы разузнать заранее истинное положение вещей. Однако ему и в самом деле казалось весьма сомнительным, чтобы этому американцу Каупервуду, будь он хоть архимиллионер, удалось урвать у здешних владельцев транспорта хотя бы половину акций. Даже и подступиться-то к этому делу ему будет исключительно трудно. А с другой стороны, если подумать, сколько они со Стэйном убили денег на это дело, и вот теперь, похоже, эта проклятая Чэринг-Кросс опять свалится им на шею, вернувшись в Электротранспортную компанию, и это грозит новыми убытками всем, кто вложил в нее деньги. Н-да…
Он вышел из-за стола и, словно давая понять, что разговор окончен, сказал сухо:
— Мне надо будет хорошенько подумать об этом, джентльмены. Зайдите ко мне еще раз во вторник или в среду. И тогда я уже смогу твердо сказать, сумею ли я быть вам чем-нибудь полезен.
Он сделал с ними несколько шагов и позвонил у двери конторскому мальчику, чтобы тот проводил их к выходу. Оставшись один, он подошел к окну, выходившему на старинный римский дворик, все еще залитый лучами яркого апрельского солнца. У Джонсона была привычка, когда он задумывался, закладывать язык за щеку и прижимать ладонь к ладони, словно на молитве. Так он стоял довольно долго, не двигаясь и все глядя в окно.
А Джеркинс и Клурфейн шагали в это время по Стори-стрит и обменивались на ходу глубокомысленными восклицаниями: