— Ко мне сегодня явились два субъекта: Виллард Джеркинс, американец, и Биллем Клурфейн, голландец. Агенты, маклеры: Клурфейн — в Лондоне, а Джеркинс — в Нью-Йорке. Рассказали мне кое-что весьма любопытное. Вы помните опцион на акции Чэринг-Кросс, который мы продали за тридцать тысяч Гривсу и Хэншоу?
Стэйн, которого несколько забавлял таинственный тон Джонсона, сразу заинтересовался. Он швырнул отчет, который держал в руках, снял ноги со стола и пристально посмотрел на своего компаньона.
— Опять эта проклятая Электро-транспортная! Ну что там еще такое?
— По-видимому, они только что ездили в Нью-Йорк, — продолжал Джонсон, — и вели там переговоры с этим архимиллионером Каупервудом. Похоже, они предложили ему половину своего тридцатитысячного опциона за то, чтобы он достал деньги на постройку дороги. — Джонсон презрительно усмехнулся. — Ну а сверх того он потом должен был бы уплатить им еще сто тысяч фунтов за их строительные работы.
Тут они переглянулись и многозначительно хмыкнули.
— Разумеется, он отказался, — продолжал Джонсон. — Однако он, по-видимому, не прочь приобрести Чэринг-Кросс, при условии, что он получит полный контроль, то есть все или ничего. Судя по тому, что рассказывают эти двое, он как будто интересуется такой реорганизацией транспорта, о которой мы с вами здесь думаем вот уже десять лет. Из Чикаго его, как вы знаете, выставили.
— Да, это я знаю, — сказал Стэйн.
— Между прочим, я тут прочел о нем статью, которую эти господа оставили мне. Вот она, — и, вытащив из кармана, Джонсон развернул страницу «Нью-Йорк сан», всю середину которой занимал громадный, сделанный пером и очень похожий портрет Каупервуда.
Стэйн расправил страницу и стал внимательно вглядываться в портрет.
— Очень занятная физиономия, — сказал он, переводя взгляд на Джонсона.
— Как по-вашему? Энергичная, волевая…
И снова уткнувшись в газету, он стал пробегать глазами таблички и схемы, изображающие чикагские предприятия Каупервуда.
— Двести пятьдесят миль… и все это в течение двадцати лет. — Затем он прочитал столбец с описанием его нью-йоркского дома. — Знаток как будто… интересуется искусством.
— Вы там посмотрите дальше насчет этой его истории в Чикаго, — сказал Джонсон. — У них все это с такой политико-общественной окраской подано…
— Он замолчал, дожидаясь, когда Стэйн кончит читать.
— Ну и грызня у них там идет! — воскликнул Стэйн, откладывая газету. — Подумайте, его капиталовложения оцениваются в двадцать миллионов!
— Да, да, так и эти маклеры говорили. Но вот что самое интересное: они говорят, что он сам пожалует сюда недели через две. И для этого-то они ко мне и явились — чтобы я с ним встретился и потолковал, и не только насчет линии Чэринг-Кросс, — между прочим, они, по-видимому, как-то разнюхали, что нам придется ее обратно взять, — но и насчет объединения системы подземного транспорта — словом, насчет того, о чем мы с вами думаем.
— А что это за господа, Джеркинс и Клурфейн? — поинтересовался Стэйн. — Кто они, собственно, такие? Друзья Каупервуда?
— Нет, нет, отнюдь! — поспешил объяснить Джонсон. — Они сами говорят, что они просто агенты по банковским делам. И рассчитывают на комиссионные — либо от Гривса и Хэншоу, либо от Каупервуда, либо от нас с вами, словом, от того, кого они могут в этом деле заинтересовать. А еще лучше, если от всех сразу. И никем они вовсе не уполномочены.
Стэйн иронически пожал плечами.