– Ага. Люди врут, а призраки нет. Так и запишем, – он скривился. – Призраки – это лишившаяся оболочки форма сознания, чистая энергия мысли.
– Только давай без нравоучительных определений, – огрызнулась Лерка, все еще пытаясь унять дрожь.
Они обошли разгромленную спальню. Девушка отдернула занавеску: посмотреть, закрыто ли окно – и взгляд уперся в глухую стену. Судорожно вспоминая расположение дома и понимая, что окна родительской спальни Афанасьевой ни при каком раскладе не могли упираться в кирпичную стену, она в замешательстве шагнула назад.
– А, что, если Дарья ошиблась? – рассуждал за спиной Ромка, не обращая внимание на застывшую перед окном знакомую. – Или ей не хочется в чём-то себе признаваться, вот она и убедила себя, что дело было так и так. И придумала, что виновата в этом не она сама, а подруга её Лерка Ушакова.
– Дашка сказала, они гадали на зеркалах, она увидела там что-то, напугалась, и потом Сонька будто бы уже стала не Сонькой.
Она оглянулась и бросила взгляд в подернувшуюся дымкой темноту коридора.
– Похоже на бред, – Ромка почувствовал что-то за спиной и тоже оглянулся. – Слушай, раз ты все равно не знаешь толком, что ты ищешь, пойдем отсюда, а? Ты посмотрела, запомнила, подумаешь об этом на досуге, придумаешь – вернемся. Зайти, как видишь, не проблема…
– Ты видишь то же, что и я? – вместо ответа спросила она.
Ромка молчал. Напряженная складка на лбу говорила за него. Они уставились на бесконечную череду черных провалов вместо комнат и дверей, обшарпанные стены, безвольные лохмотья обоев, которые трепал сквозняк. Чижов вытянул шею, вглядываясь:
– Что за… – он сделал шаг вперед.
Лерка дотронулась до его руки, втягивая назад, в спальню. Вокруг не осталось и следа от некогда уютной обстановки, все пропитали следы заброшенности и уныния: истлевшее покрывало неопределенного, серо-бурого цвета свисало с покосившегося ложа, потемневшая, в набухших оспинах, краска на стенах, изъеденный временем и сыростью паркет.
– Ого, – прохрипел Ромка.
Лера заметила движение слева. Там, где взгляд упирался в потрескавшуюся раму старинного зеркала, показалась убегающая за горизонт дорога, одинокие деревья, забывшие о свете и тепле, промозглое небо, гнавшее вдаль рваные облака.
Из отражения на них смотрели два подростка: девушка с длинными растрепавшимися волосами, в потертых джинсах и невзрачной футболке, рядом с ней – черноволосый парень, высокий, с ясным и настороженным взглядом. Двойники Лерки и Романа, их собственные отражения. Воздух вокруг наэлектризовался.
Неясный шелест заставил вздрогнуть.
Осколки вокруг ожили. Поднявшись над полом, они колыхались, словно шуга на весенней реке, зловеще вибрировали.
– Беги, – прошептало им Леркино отражение.
Ромка сделал полшага назад.
Шуга под ногами дрогнула и сформировалась в огромную ледяную руку. Костлявые пальцы с остро заточенными когтями шарили в пустоте, неуклонно приближаясь к людям.
Настоящая Лера испуганно ахнула, подтолкнула Ромку в коридор, туда, где в реальности должен быть выход: