Ни тот, ни другой не обращали ни малейшего внимания на Герствуда, который стоял на холодном ветру, пронизывавшем его насквозь, и вспоминал последние наставления мастера. «Ведите вагон ровным ходом, — сказал тот. — Ни в коем случае не останавливайтесь, если человек, который просит взять его, не похож на настоящего пассажира. А главное, не останавливайтесь там, где толпа».
Полицейские немного помолчали, потом один из них заметил:
— Наверное, последний вагон прошел благополучно: его нигде не видать.
— А кто из наших был там? — спросил второй полисмен, подразумевая своих товарищей, приставленных для охраны вагоновожатого.
— Шефер и Райян.
Снова водворилось молчание. Вагон ровно катился по рельсам. Эта часть города была еще мало заселена, и Герствуду попадалось немного встречных. Если бы не такой сильный ветер, пожалуй, не на что было бы и жаловаться. Но его благодушному настроению пришел конец, когда доехали до поворота, которого Герствуд заранее не заметил. Он тотчас выключил ток и сильно налег на тормоз, но все же опоздал, и поворот получился неестественно быстрым. Герствуд был взволнован и хотел было сказать что-нибудь в свое оправдание, но воздержался.
— Надо быть поосторожней с этими штуками! — снисходительным тоном произнес полисмен, стоявший слева.
— Правильно, — стыдясь за себя, согласился Герствуд.
— На этой линии много таких крутых поворотов, — вставил полисмен, стоявший справа.
За углом начинался более людный район. Сперва показались один или два пешехода, потом из ворот вышел мальчик с бидоном молока. Он-то и послал вдогонку Герствуду первый нелестный эпитет.
— Скэб! — крикнул он. — Скэб!
Герствуд слышал, конечно, это приветствие, но постарался пропустить его мимо ушей и даже не думать о нем. Он знал, что еще неоднократно услышит это слово, а возможно, и что-нибудь похуже. Несколько поодаль, на перекрестке, стоял человек, который, увидев трамвай, замахал, требуя, чтобы он остановился.
— Не обращайте на него внимания, — посоветовал один из полисменов. — Он что-то замышляет.
Герствуд послушался и, достигнув перекрестка, убедился, насколько прав был полисмен. Едва человек понял, что Герствуд хочет проехать мимо, он потряс кулаком и завопил:
— Ах ты, подлый трус!
Группа людей, стоявших на углу, не преминула послать вслед вагону несколько сочных ругательств.
Герствуд слегка нахмурился. Действительность оказывалась значительно хуже, чем он вначале предполагал. Когда они проехали еще три или четыре квартала, впереди показалась какая-то груда, наваленная прямо на рельсы.
— А! Они уже успели тут поработать, — заметил один из полицейских.
— Пожалуй, у нас с ними будет крупный разговор, — сказал другой.
Герствуд подвел вагон вплотную к баррикаде и остановился. Не успел он сделать это, как кругом собралась толпа, состоявшая главным образом из бастующих кондукторов, вагоновожатых, их друзей и попросту сочувствующих.