Рут притихла.
— Не грусти, — ободрял ее Керн. — Я скоро приеду. Самое позднее через неделю я должен отсюда уехать. Я поеду в Вену. Ты хочешь, чтобы я туда приехал?
— Да. Приезжай. Но только в том случае, если так будет лучше для тебя.
— Почему ты не скажешь просто: да, приезжай?
Она виновато посмотрела на него.
— А добавления разве не нужно?
— Не знаю, но это звучит осторожно.
— Да, — ответила она с внезапной печалью, — осторожно, это правда.
— Ну, не грусти, — повторил Керн. — Ведь ты только что была такой веселой.
Рут беспомощно взглянула на него.
— Не слушай меня, — пробормотала она. — Временами у меня все мешается. Может, от вина. Пойдем, у нас есть еще несколько минут.
Они зашли в сквер и сели на скамейку. Керн положил руку ей на плечи.
— Выше голову, Рут! Ничто другое нам не поможет. Может, мои слова звучат глупо, но для нас это не пустяки. Нам обязательно нужна хоть малая толика радости. Именно нам.
Ничего не видящими глазами она уставилась куда-то вдаль.
— Я хотела бы быть веселой, Людвиг, но у меня не получается. Мне трудно быть веселой, и это плохо. Я всегда хочу делать все хорошо. А у меня все выходит неловко и неуклюже. — Словно через силу она выдавливала из себя слова, и Керн внезапно увидел, что лицо ее залито слезами. Она плакала беззвучно, беспомощно, гневно. — Я не знаю, почему плачу, — сказала она. — Как раз сейчас у меня меньше всего причин для слез. Но, может быть, как раз поэтому. Не смотри… Не смотри на меня…
— Буду, — ответил Керн.
Она склонилась, положила руки ему на плечи. Он прижал ее к себе, и она поцеловала его жесткими закрытыми губами, — слепо, закрыв глаза.
— Ах, — она стала спокойнее. — Что ты понимаешь… — Ее голова упала ему на плечо, глаза остались закрытыми. — Что ты понимаешь… — Губы ее приоткрылись и стали нежными и мягкими, словно зрелый плод.
Они отправились дальше. На вокзале Керн исчез на несколько минут и купил букет роз. Покупая цветы, он благословлял незнакомца с моноклем и хозяина «Черного поросенка».
Рут совсем смутилась, когда он вернулся с букетом. Она покраснела, и все горести исчезли с ее лица.