— Конечно, летом, дорогой; зимой холодно.
Штайнер налил полный стакан.
— Черт возьми, как ты благоухаешь!
— У всех рыжих одинаковый аромат, дорогой.
Молоточки застучали сильнее. Комната закачалась.
— Поле, — промолвил Штайнер с трудом и медленно, — и ветер ночью…
— Ну, иди, дорогой, раздевайся…
— Открой окно!
— Окно же открыто, милый. Иди ко мне и будешь счастлив!
Штайнер выпил.
— Ты когда-нибудь была счастлива? — спросил он, уставясь на стол.
— Конечно. Часто.
— А-а! Помолчи лучше. Потуши свет.
— Ты сперва разденься.
— Потуши свет.
Эльвира послушалась. В комнате стало темно. — Иди в постель, милый!
— Нет. В постель… нет. Постель — это нечто другое. Черт возьми! В постель — нет.
Нетвердой рукой Штайнер налил себе в стакан вишневки. В голове гудело. Девушка прошлась по комнате. На минуту остановилась у окна и выглянула. Слабый свет уличных фонарей упал на ее темные плечи. За ее головой распростерлась ночь. Она поднесла руку к волосам.
— Иди сюда, — хрипло сказал Штайнер.
Она повернулась, мягко и беззвучно пошла к нему. Подошла, зрелая, как хлебное поле, темная и неузнаваемая, с ароматом и кожей тысяч женщин и той, одной…