– Пошел принести чего-нибудь поесть.
– Блестящая мысль, – сказал я. – У меня что-то вроде головокружения. Но, возможно, это просто от голода.
Кестер кивнул:
– Поесть всегда полезно. Это основной закон всех старых вояк. Я сегодня тоже учинил кое-что головокружительное. Записал «Карла» на гонки.
– Что? – спросил я. – Неужели на шестое? Он кивнул.
– Черт подери, Отто, но там же будет немало лихих гонщиков. Он снова кивнул:
– По классу спортивных машин участвует Браумюллер.
Я стал засучивать рукава:
– Ну, если так, тогда за дело, Отто. Закатим большую смазочную баню нашему любимцу.
– Стой! – крикнул последний романтик, вошедший в эту минуту. – Сперва сами заправимся.
Он стал разворачивать свертки. На столе появились: сыр, хлеб, копченая колбаса – твердая, как камень, шпроты. Все это мы запивали хорошо охлажденным пивом. Мы ели, как артель изголодавшихся косарей. Потом взялись за «Карла». Два часа мы возились с ним, проверили и смазали все подшипники. Затем мы с Ленцем поужинали еще раз.
Готтфрид включил в иллюминацию еще и форд. Одна из его фар случайно уцелела при аварии. Теперь она торчала на выгнутом кверху шасси, косо устремленная к небу.
Ленц был доволен.
– Вот так; а теперь, Робби, принеси-ка бутылки, и мы торжественно отметим «праздник цветущего дерева». Я поставил на стол коньяк, джин и два стакана.
– А себе? – спросил Готтфрид.
– Я не пью.
– Что такое? С чего бы так?
– Потому, что это проклятое пьянство больше не доставляет мне никакого удовольствия.
Ленц некоторое время разглядывал меня.
– У нашего ребенка не все дома, Отто, – сказал он немного погодя.