– Уж лучше не надо, – осторожно возразил я.
– Ну только несколько затяжек, Робби. Ведь я так давно не курила. – Она взяла сигарету, но скоро отложила ее. – А знаешь, совсем невкусно. Просто невкусно теперь.
Я засмеялся: – Так всегда бывает, когда от чего-нибудь надолго отказываешься.
– А ты ведь от меня тоже надолго отказался? – спросила она.
– Но это только к ядам относится, – возразил я. – Только к водке и к табаку.
– Люди куда более опасный яд, чем водка и табак, мой милый.
Я засмеялся:
– Ты умная девочка, Пат.
Она облокотилась на стол и поглядела на меня:
– А ведь по существу ты никогда ко мне серьезно не относился, правда?
– Я к себе самому никогда серьезно не относился, Пат, – ответил я.
– И ко мне тоже. Скажи правду.
– Пожалуй, этого я не знаю. Но к нам обоим вместе я всегда относился страшно серьезно. Это я знаю определенно.
Она улыбнулась. Антонио пригласил ее на следующий танец. Они вышли на площадку. Я следил за ней во время танца. Она улыбалась мне каждый раз, когда приближалась. Ее серебряные туфельки едва касались пола, ее движения напоминали лань.
Русский опять танцевал с испанкой. Оба молчали. Его крупное смуглое лицо таило большую нежность. Скрипач попытался было пригласить испанку. Она только покачала головой и ушла на площадку с русским.
Скрипач сломал сигарету и раскрошил ее длинными костлявыми пальцами. Внезапно мне стало жаль его. Я предложил ему сигарету. Он отказался.
– Мне нужно беречься, – сказал он отрывисто.
Я кивнул.
– А вон тот, – продолжал он, хихикая, и показал на русского, – курит каждый день по пятьдесят штук.
– Ну что ж, один поступает так, а другой иначе, – заметил я.