Ребекка

Мы расположились под старым каштаном. Роберт принес нам стулья и коврики. Жиль тут же разлегся на коврике, прикрыл глаза шляпой, широко открыл рот и захрапел.

— Прекрати, Жиль, — скомандовала Беатриса.

— Я не сплю, — ответил он и снова открыл рот.

Он показался мне очень непривлекательным, и я удивилась, почему Беатриса вышла за него замуж. Вряд ли она могла его любить. Впрочем, так же, наверное, она думала и обо мне. Она все время приглядывалась ко мне и, казалось, думала: «И что в ней нашел Максим?» Но вид при этом у нее был вполне дружелюбный.

Максим и Беатриса говорили теперь о своей старой бабушке.

— Надо обязательно навестить ее, — сказал он.

— Она впадает в детство, — ответила Беатриса, — и уже мало что понимает, бедняжка.

Я слушала их беседу, положив подбородок на его рукав. Он иногда рассеянно поглаживал мою руку. «Я ласкаюсь к нему, как Джаспер, — подумала я, — и он поглаживает меня, как Джаспера, когда вспоминает». Ветер стих. В волосах Жиля запуталась пчела, и он отгонял ее шляпой. Воздух был полон запахом зацветающей магнолии и свежескошенной травы.

Вот так хотела бы я жить всегда: в мирной беседе под ветвями каштана. Я боялась прошлого, страшилась будущего. Остановить бы навсегда это мгновение. Но для остальных оно не было образом железной вечности, а лишь проходящим моментом повседневности. Они не были так запуганы, как я.

— Ну пора и нам двигаться, — сказала Беатриса, вставая. — Мы пригласили к обеду Картрайтов.

— Как поживает старик? — поинтересовался Максим.

— Как обычно. Только и говорит, что о своих болезнях. Они, конечно, будут расспрашивать о вас.

— Передай им привет, — Максим потянулся и зевнул.

Все поднялись. Небо между тем затянуло облаками.

— Ветер меняется, — заметил Максим.

— Надеюсь, не к дождю, — отозвался Жиль.

— Боюсь, что погода переменится.

Мы направились было к въездной аллее, где стоял автомобиль Жиля. Но Максим вдруг вспомнил:

— Да! Ведь вы же не видели, как отделали восточное крыло? Зайдем на минутку?

Мы снова повернули к дому. Мужчины несколько отстали от нас. Мне казалось странным, что Беатриса много лет прожила в этом доме. Она выросла в нем и должна сохранить воспоминания, как бегала по его комнатам длинноногой девочкой. Сейчас она была совсем другим человеком — сорокапятилетней, уверенной в себе женщиной. Мы поднялись в наши комнаты.