— Да нет, в том то и заключается твоя исключительная фишка. Ты все упрощаешь до обыденной действительности. Она у тебя до банальности проста и… и… слишком уж реальна. Ты ищешь ее там, где некоторым и в голову не придет ее искать. Взять хотя бы твои натюрморты. Эти твои ржавые кастрюли или старые прогнившие деревянные ведра и кадки на фоне разваливающихся изъеденных термитами половиц.
— С чего ты взяла, что в этом нет ничего красивого? — если дело касалось моих работ, я могла стоять за них до последнего вздоха.
— Потому, что это пугающе красиво. Особенно твои новые и исключительные профессиональные тонкости — подчеркнуть нужные тени, вытянуть объем и усилить контраст на определенных деталях. С вазой шикарным букетом красивых цветов и подбором фруктов это бы смотрелось бесподобно, но материалы твоих композиций…
— Вазы, цветы, розеточки и драпировки из бархата и атласа — это до банальности шаблонно. Красиво — да, но забито до оскомины на зубах. В том и заключается мастерство настоящего художника, что он создает красоту из того, что для некоторых кажется хламом и утильсырьем. Мои учителя поэтому и ставят мне высшие баллы. Если бы это были плохие работы, я бы была как все из нашего курса, и как все автоматом получала посредственные шаблонные оценки.
— О, для тебя бы и низший балл имел определенное и особое значение. Если повернуть его другим боком и посмотреть на него с другого ракурса…
Саманта редко когда что-либо преувеличивала, чем меня и раздражала. Особенно в ее манере выворачивать все так, как ей кажется, для меня более или менее приемлемо. Я не говорю, что ей не нравилось то, что я делала или как мои работы воспринимали мои преподаватели, просто она пыталась меня вернуть в рамки действительности, вставая, как ей тогда казалось, на место рядового потребителя.
— Преподы с вашего курса такие же ненормальные, как и ты. Это они тебе искривили все твое мировоззрение и естественный взгляд на окружающие нас вещи. В мире, где все имеет свою цену и своих ценителей, ты просто прогоришь, как картонная спичка. Вот увидишь, на твои выставки, кроме твоих близких друзей, никто и ходить не станет. Ну, если ты конечно вовремя не исправишься.
Через пару недель наши стычки приобрели несколько иную форму содержания. Саманта была неисправима в своих взглядах на окружающий мир и вещи, как, впрочем, и я в собственных. Она была убеждена на все сто, что никто добровольно ко мне не придет, и что виной не мое материальное положение в обществе (если было бы нужно, я бы конечно насобирала нужную сумму для оплаты хорошей фотомодели), а мои взгляды на людей и окружающие вещи. Я ждала добровольцев, готовых принимать искусство и собственную роль в этом искусстве, как за высшую награду бытия, Сэм же цинично констатировала, что я могу довольствоваться лишь ржавыми ведрами и прочим мусором. Впрочем, я так и делала за ее спиной, ходила сама по территории колледжа и пыталась уломать каждого встречного, кто по моим убеждениям был вполне интересен и мог подойти для моего дипломного проекта.
Да, две позиции, два взгляда, обе до неприличия упрямы и не менее завышены в самооценке личных способностей. Мы были тогда еще так молоды и до смешного наивны касательно размеров нашего собственного жизненного опыта, что порой переоценивали свои силы и знания. Нам казалось, что в свои двадцать с небольшим лет мы знаем даже больше, чем это вообще возможно. У нас были свои идеалы и кумиры, которыми мы восхищались и на которых равнялись. Мы были до упрямства убеждены, что в нашей жизни ничего не могло бы случиться такого необычного и экстравагантного, что могло бы повергнуть наше искушенное внимание в искреннее изумление и потрясти видавшее виды скептическое мировоззрение. Мы знали все, но мы хотели большего. А как гласит народная мудрость — бойтесь своих желаний, они могут исполниться.
В конечном счете, наш спор остановился на том, с чего и начался. Сэм была уверена, что я не заполучу шикарную фотомодель для своего проекта, и мне опять будет нечем хвастаться на защите диплома, как очередной облезлой шваброй и мятой жеваной газетой вместо тряпки. Я же надеялась на лучшее и на лучшую модель в своей начальной карьере профессионального фотохудожника. Как говориться, все упиралось в деньги. Кто мог ко мне прийти добровольно, особенно спустя несколько недель после размещения моей заметки на общедоступной доске объявлений колледжа?..
2
Работа в фото-студии нашего факультета в общем списке очереди шла у меня по вторникам и четвергам, как раз по окончанию учебных лекций, где-то после пяти. Поскольку я была отличницей на своем курсе, данная привилегия выпадала немногим. Меня лично радовало уже только то, что в моем распоряжении будет вся аппаратура студии, и что по окончании моего рабочего часа может никто и не прийти (студенты часто любят оттягивать свое время, выделенное на курсовые и дипломные проекты буквально до последних считанных дней перед защитой). Нет, вы не подумайте, что по своему духу и убеждению я была прилежным "ботаником". Лениться я тоже умела, просто некоторая работа меня действительно захватывала и могла держать в напряжении несколько недель, а то и месяцев. Это что-то сродни влюбленности. Тебя охватывает ажиотаж страсти, и ты несешься на бешеной скорости в глубины губительной пучины безумия, пока скорость твоей волны не спадет со временем до нуля… Мой проект меня еще вдохновлял, да и что там кривить душой, я ждала, что кто-то постучит в мою дверь. Проигрывать спор не хотелось…
Когда в тот четверг мой практический час заканчивался, а я, как обычно, не собиралась уходить раньше времени, копаясь в позитивах и компьютерных графических программах, случилось то, к чему я была тогда уж совсем не готова. Раздался звонок.
Я удивленно подняла голову, тут же интуитивно посмотрев на часы. До прихода следующего студента-практиканта оставалось где-то минут пятнадцать. Обычно студию закрывали изнутри по той причине, чтобы некоторые особо любопытные не лезли в двери, в надежде увидеть обнаженных натурщиц. Я запиралась по той же причине, поскольку меня раздражали подобные зрители, даже в моменты полного отсутствия позирующих моделей.
Когда я уже почти дошла до двери, звонок повторился. Может, мой сменщик пришел чуть раньше?
— Иду, иду, — крикнула я нетерпеливому гостю, надеясь, что он расслышит мой раздраженный тон. Сегодня мне особенно не хотелось уходить из студии, я надеялась, что проведу в ней еще пару лишних часов.
Пришлось несколько раз дернуть за ручку очень тяжелой толстой двери, никогда не желавшей поддаваться своими внушительными габаритами с первого толчка. Стоявший за ней молодой человек тут же повернул ко мне лицо. Я невольно застопорилась, абсолютно не ожидав увидеть незнакомца в этом месте и в это время, внешность которого слишком сильно указывала на его принадлежность к людям определенной профессии. На самом деле не было ничего удивительного в том, что здесь часто ходили начинающие фотомодели, и они прямиком шли в нашу студию. Было странным то, что их возможный представитель пришел так поздно, да еще и ко мне.
Тусклое, но весьма оригинальное освещение коридора не совсем четко и контрастно выделяло его бледное лицо и широкоплечую фигуру. Он держал на изгибе левого локтя аккуратно сложенную кожаную черную куртку. Сверх того, он был неожиданно привлекателен, довольно молод и у него были до невозможности выразительные красивые карие глаза, под четкими контрастными линиями густых практически черных бровей. Казалось, эти глаза могли смотреть очень глубоко и видеть то, чего не следовало бы…
Признаюсь, у меня даже приоткрылись губки от легкого шока и удивления, и какое-то время я даже не знала, что надо делать или говорить. Мне даже пришлось слегка задрать голову из-за его внушительной исполинской высоты. Правда он был выше меня где-то на полголовы, но возникало странное ощущение, будто я в тот момент дышала ему буквально в пупок.
— Привет, — изящные изгибы его темных губ дрогнули в мягкой располагающей улыбке.