– Ты перекручиваешь.
– Это ты перекручиваешь. Еще ничего не произошло. Мы всего лишь переписываемся. Хватит, Кот. Ты мой друг, но мне достаточно опеки и контроля от родителей.
– Ладно, – тяжело вдыхает Богдан и обхватывает руками мою голову, закрывая ладонями уши. – Лисенок… – тихо произносит он.
Не могу разобрать следующих слов, потому что сердце нашло где-то ударную установку и фигачит по барабанам, раскрывая старые раны. Богдан целует меня в нос, крепко зажмуриваюсь.
– Пожалуйста, держи меня в курсе. Бо, я очень тебя прошу… Я тебе ничего не запрещаю, но знай, что я против.
Кот отстраняется, смотрим друг другу в глаза. Не знаю, что на меня находит, но внутренняя мазохистка рада тому, что произошло. Рада этим эмоциям. Он здесь. Он злится. Он волнуется за меня. Он… Ревнует? И я, чтобы получить еще дозу, говорю глупость:
– Он мне реально нравится, Кот.
Богдан едва заметно дергает подбородком и цедит сквозь зубы:
– Это ненадолго.
– Ты хоть раз можешь порадоваться за меня?
– Я порадуюсь, когда для этого будет повод.
– Какой же ты… – качаю головой, – эгоист. Я всегда была рядом с тобой. Всегда… В любой ситуации.
Даже когда считала, что ты не прав. А ты… Ты только и можешь что… Знаешь что? Уходи. Уже поздно. Я хочу спать.
– Бо, послушай…
– Я не собираюсь тебя слушать. Наслушалась уже. Кирилл так и сказал, что ты будешь против… Что попытаешься отговорить меня.
– Кирилл сказал, – усмехается Кот, и его лицо ожесточается. – Ну слушай его дальше.
– И послушаю…
– Ладно, – бросает Кот, разворачиваясь.
– Ладно… – шиплю ему вслед.
Возвращаюсь в комнату, в душе раздрай. Хочется схватить подушку и отмолотить ее как следует. Даже не знаю, на кого злюсь больше: на тупого Кота или же на себя. Хватаю Эдуарда Потапыча и сажусь с ним в обнимку на кровать. Порываюсь позвонить Теме, но не делаю этого. Пора уже взрослеть. Пора самой решать проблемы, а не бежать за советом каждый раз, когда начинается землетрясение.