– Готово, мисс. – Розалин отошла на шаг назад, и Флоренс наконец встала с пуфика.
Ноги затекли от долгого сидения и еле держали ее, а помадой для волос пахло так, будто Флоренс мазнула ею прямо под носом.
В зеркале отражалась красивая стройная девушка – непривычно взрослая и хрупкая, очень серьезная и чуть встревоженная.
– Такая красавица, мисс! – Розалин восторженно прижала руки к груди. – И никакой краски не надо! Глаза сами сияют! И румянец нежный!
Она говорила что-то еще, отчего румянца становилось больше – Флоренс не могла сдержать ни смущения, ни улыбки. Она повернулась к Бенджи и поймала в его глазах одобрение.
– Краше нашей Флоренс во всем Логрессе нет, – пропел он с лукавой улыбкой. – Пойдем, сразим наповал того, кто вздумал попросить у отца твоей руки!
Лорд Маккензи и другие гости опаздывали, поэтому их ждали в гостиной. Флоренс села на софу рядом с сестрами – Матильда смерила ее равнодушным взглядом и уткнулась в книгу, Дженни же просто отвернулась, словно Флоренс чем-то ее обидела. Дядя Оливер что-то одобрительно проворчал, а леди Кессиди расплылась в широкой улыбке.
– Ах, дорогая! – всплеснула она руками, но не успела ничего добавить: звон колокольчика из коридора отвлек ее.
Первый гость приехал. Леди Кессиди стряхнула с юбок что-то невидимое и кивнула мужу. Тот встал и подал ей руку. По его лицу было заметно, что все происходящее не доставляет ему удовольствия и он принимает это как необходимость. Оливер Силбер следовал светским ритуалам, знал их блестяще, но – Бенджи не раз это говорил – не всегда одобрял, считая некоторые суетливой чушью. От других, впрочем, особенно от младших членов семьи, он требовал беспрекословного подчинения правилам. Бенджамина это раздражало, в том числе поэтому он бунтовал.
Матильда оторвалась от книги, заложила страницу ленточкой и спрятала «Опыты геометрии» под диванной подушкой. Они с Дженни переглянулись и кивнули друг другу. Сестры Силбер надели платья того же незабудкового оттенка, только ленты были серебристые, словно леди Кессиди пыталась тем самым подчеркнуть разницу между дочерьми и Флоренс.
– Это же первый званый ужин дорогой кузины? – спросила Дженни у брата.
Смотрела она при этом на свои пальцы, делая вид, что пытается понять, не забилась ли сквозь перчатки под ногти какая-нибудь грязь.
Бенджамин, который стоял у окна, скрестив на груди руки, ответил без улыбки:
– Да, и, если ты решишь испортить его, дорогая сестрица, поверь, я найду, какие твои маленькие секретики рассказать нашему отцу.
Флоренс вспыхнула, Дженни тоже. Матильда с интересом посмотрела на них.
– Как ты мог подумать, что я захочу кому-то что-то испортить, – презрительно фыркнула Дженни. – Я уверена, дорогая кузина сама с этим блестяще справится!
Бенджамин сощурился, а Матильда неодобрительно покачала головой.
– Замолчи, Дженни, – сказала она и встала. – Даже твою красоту злой язык испортит без труда. Пойдемте. Думаю, пора.
Колокольчик позвонил еще раз, а потом еще. Слуга открыл дверь, и им действительно пришлось покидать уютную гостиную и идти в неизвестность, полную людей, правил и звона хрусталя.
– Матушка запретила ей кое-что, – шепнул Бенджи Флоренс на ухо, пока они шли по коридору, приотстав от сестер. – Впрочем, сама увидишь.