— Сын, — уточнил Рудольф.
— Это хорошо, — плотоядно улыбнулась я, чем спровоцировала дальнейшее умалчивание стратегической информации со стороны потенциального отчима.
Не так он меня понял, да и бог бы с ним. Я, конечно, женщина здоровая и по мужской ласке фанатею все еще, но чистая квартира и возможность делать что хочу и как хочу, не оглядываясь ни на кого вокруг, уже перевешивает чашу тоскливого одиночества, делая одиночество не таким тоскливым.
— Может, еще чаёчку? — попробовала разгладить измятую скатерть первичного знакомства мама.
Мы с Рудольфом одновременно оглядели наши все еще наполовину полные чашки и согласно кивнули. Видимо, оба порешив на том, что порой стакан все же наполовину пуст, а не наполовину полон. Маман радостным галопом, почирикивая, словно освободившаяся из плена птичка, поскакала на кухню, звеня нашими чашечками. Альбертович подождал, пока она скроется за поворотом, и уставился на меня уже далеко не безобидным взглядом.
— Вера, — начал проникновенным шепотом он.
Я заулыбалась и уставилась на него горящими в предвкушении боя глазами. Острые ощущения — это всегда интересно. Альбертович Рудольф осекся и прищурился. В мгновение оценив ситуацию, я поводила бровями вверх вниз, чем спровоцировала ожидаемый смешок с его стороны. Очевидно ж, что передо мной далеко не тюфяк и не слабак, как показалось вначале. Мужик сильный, с таким лучше дружить, раз он решил мамку окучить.
— А квартира на две трети моя, — без предисловий прошипела я.
— А она мне не нужна, — точно так же ответствовал бритый. — У меня своя.
— А тортику принести? — закричала с кухни мама.
— Да! — получилось у нас с Рудольфом одновременно.
— Пенсионер? — задала я новый наводящий вопрос.
— Трудоголик.
— Зарплата?
— Регулярно, — не растерялся дяденька, окончательно меня покорив.
— Вредные привычки? — я расслабленно откинулась на спинку дивана, демонстрируя тотальное благодушие.
— Доху… Полно.
Поправка вышла очаровательнейшей.
— А вот и чаёк, — запричитала мама, несясь с подносом с кухни так, словно собиралась выиграть соревнования по международному домохозяйскому биатлону.
Видимо, наше с Рудольфом перешептывание не производило впечатления мирного диалога. Напрасно. Мы подружились.