И любой завсегдатай знает, выходишь из паба — пройдись до конца улочки. Там, за поворотом, сердце любого пьяного русского тихо замирает в умилении. Там… рядом с памятником образцовому городовому. И на ум приходят старые пьесы из школьной программы, и тянет душу легкой тоской.
Впрочем, есть на Конюшенной старый партизан, что неизменно сбивает спесь с европейского лоска города. Та самая советская пышечная. Да-да, она, родимая, в которой все советские туристы ели еще ленинградские пончики. Все с теми же нарезными салфеточками из плотной бумаги, все с той же посудой и тем же кофе со сгущенным молоком и все с теми же очередями. Самое поразительное — это наследие постоянной длинной очереди… Но вернемся к пабам. Точнее, к Каринкиному горю… или счастью — она пока не определилась.
— Вера! — вещала моя подружка, грызя гренку. — Чего делать?
— Честно?
— Я столько стаута вылакала… Конечно, честно! По-трезвому еще жажду услышать то, что хочу услышать, а так — давай правду.
Я подперла щеку кулаком и пристально уставилась на Карину.
Может, дело в старой своеобразной дружбе, а может, в моей врожденной романтичности, которую за тридцать лет жизнь так и не искоренила, но в последние годы Карина напоминала мне женщин с портретов начала девятнадцатого столетия. Темные кудри, которые она неизменно старалась выпрямить, шоколадные живые глаза и замечательная в своей припухлости фигура. Наверное, оттого, что когда-то в юности она была грудастой худышкой, нынешняя, принявшая естественную женственность фигура удручала хозяйку. А как по мне, так выглядело изумительно аппетитно. Чего стоят взгляды «мальчиков» за соседним столом.
— Расслабься и плыви. Ты ж давно знала, что любишь.
— Давно, но не так. Ты… Это… Понимаешь, раньше я знала, где кончаюсь я, где начинается он. А сегодня поняла, что уносит!
Вот в этом Карочка не изменилась со студенческой скамьи. Будучи пьяной, она излагала мысли кратко, странно, но понятно.
— Ну и что? Его-то, очевидно, унесло давно и прочно, иначе с чего бы вполне себе прагматичный пузатик начнет заморачиваться по романтике бракосочетаний?
Карина перестала отчаянно хрустеть гренками.
— Я с этой стороны как-то не думала…
— Редкий мужик любит сложности в отношениях с женщиной. Только в отношениях со своими великовозрастными игрушками они запоминательны и внимательны, а супротив — это уже чаще всего не мужики или не совсем мужики. Тебе не кажется, что тебе повезло?
— Э-э-э, — обеспокоено протянула Кариночка. — Мне и так боязно, а ты еще больше пугаешь.
Я состроила суровую физиономию и подняла указательный палец на манер великого старца.
— Мудрость излагать будешь? — догадалась подруга.
— Подожди. Я готовлюсь.
— Ну.
— Да. Вот, — я откашлялась. — Не ссы!