Остин опустил голову и, взглянув в мою сторону, спросил:
– Правда? А откуда ты знаешь о несправедливости жизни, эльфенок?
От его вопроса тело тут же напряглось. Я попыталась расслабиться, но, судя по пытливому взгляду Остина, он уловил мою тревогу.
– Просто знаю, Остин. То, что видно на поверхности, не всегда реально.
Какое-то время мы молчали. Неловко, многозначительно. А потом Остин проговорил:
– Тебе бы проповеди читать, эльфенок. – А потом махнул рукой, показывая, что не станет продолжать, и улегся на спину. – Давай ко мне. Здесь вид получше.
Нервно облизнув губы, я медленно легла на одеяло и уставилась в ночное небо.
Остин указал на скопление звезд.
– Большая Медведица.
Я следила, как он указательным пальцем обводил контуры созвездия.
– Вау, – прошептала я, ощущая некую нереальность момента.
– Малая Медведица, – продолжал Остин, и я следила за ним с восторженным вниманием. – Большая Медведица, Кассиопея, Дракон… – показывал он, ведя меня, словно Вергилия, сквозь запутанную бездну звезд.
Спустя какое-то время я просто перестала следить за направленной в небо рукой и принялась изучать радостное беззаботное выражение на обычно жестком и бесстрастном лице.
Он казался прекрасным… и вмещал в себя так много всего, что и представить было сложно.
Глубоко вздохнув, Остин опустил руку и коснулся моей ладони. На его полных губах мелькнула довольная усмешка. Я ощутила себя невесомой, когда он кончиком пальца принялся рисовать узоры на тыльной стороне моей руки. И, словно зачарованный, наблюдал за собственной лаской.
– Почему ты так любишь звезды? – прошептала я, пытаясь унять возникшую в руке неистовую дрожь.
–
– Что это значит?
– Ничто не сравнится с красотой звезд.
Пристально наблюдая за Остином, я силилась понять, как кто-то вроде него вообще мог вступить в банду. Он превосходно играл в футбол, но эта часть его натуры, чувствительная, почти поэтическая, казалась просто божественной.