– Немного. – Я потянулся к заднему сиденью, взял свой черный свитер и протянул ей. Бонни улыбнулась и натянула свитер через голову, совершенно в нем утонув. Потом закрыла глаза и понюхала воротник. – Пахнет тобой.
Она открыла глаза. Я ждал, что еще она скажет, но девушка молчала. Тогда я завел мотор и включил печку, чтобы прогреть салон.
Я уже выехал на дорогу, когда Бонни спросила:
– Как?
Я покосился на девушку и выгнул бровь.
– Как ты достал мою песню? – уточнила она.
– В музее, – пояснил я. – Когда ты пела, я все записал на телефон.
Она нахмурилась:
– Вчера ночью? – Я кивнул. – Когда же ты сделал трек?
– Просидел над ним всю ночь.
Бонни вздохнула:
– Ты все усложняешь, Кромвель Дин. Кто бы мог подумать, что ты сделаешь мою жизнь такой непростой.
Я коротко хохотнул:
– Я вообще сложная натура – мне об этом постоянно напоминают.
Бонни, однако, не засмеялась, вместо этого она придвинулась ближе и положила голову мне на плечо. Мне даже показалось, что она уснула, но когда я мельком взглянул в зеркало заднего вида, оказалось, что Бонни смотрит прямо перед собой. Я прищурился, гадая, что, черт возьми, происходит. А потом Бонни взяла меня за руку и больше не выпускала.
Мне хотелось, чтобы она поговорила со мной, сказала хоть что-нибудь, но девушка молчала. Я обдумал ее слова о том, что я все усложняю. Да, конечно, я вовсе не подарок. Я – мрачный моральный урод, к тому же бабник. И все же мне казалось, что она говорила не об этом.
Час спустя мы подъехали к территории университета, и я направился к общежитию Бонни. Однако не успел я проехать и пары ярдов, как девушка прошептала:
– Нет.
– Что?
Бонни помолчала, а потом…