Клинковая роща

22
18
20
22
24
26
28
30

Я молча проследил за другом, пришедшим вдруг к озарению. Разбитые символы незнакомого языка стали едва заметно подсвечивать той же лазурью.

В отчаянии своём они доверили свою жизнь стенам. Но подобное никогда не изведет подобное, а размножится и посеет еще больше своих подобий. А потому их оружие обернулось супротив них самих, а стены стали могилой. — попытался передать мне текст друг и добавил уже от себя. — Когда-то это место было твердыней для тех, кто верил в моего бога.

— Тефнут? «Не расслабляйся в месте, что станет тебе близко́». — припомнил я слова Хозяйки Мрака.

— Ага, тоже вспомнил, — кивнул друг, для уверенности положив руку на меч.

— Их поглотила Пустота? — понял я.

— Сион, ты знаешь, я уже не уверен в том, стоит ли нам идти в храм бога-монстра. Может, Хозяйка была права? Может, оно всё того не стоит?

— Ты что-то чувствуешь? — догадался я, заодно обрывая неприятную тему.

— Да, — и глаза друга чуть заметно блеснули от влаги. — Когда я призвал силу Тефнут, я подхватил их чувства. Тех, кто был здесь до нас. Обрывки, не более, но эмпатия пустотника или сила моего бога — что-то передало их мне. Посмотри на этот серый песок, Сион. Это все — пепел, камни и костная мука. Все так же, как в храме, где впервые я умер.

— Не говори так. Ты жив, Терми.

— Нет, Сион, — покачал головой друг. — Прежний я умер в том храме. Разве ты не заметил? Где же твоя эмпатия пустотника?

Вор замолчал, давая себе время успокоиться, а мне — собраться с мыслями и осознать все им сказанное.

Вор? Когда в последний раз Терми действовал, как представитель этого класса? Похоже, не только поведение моего друга сильно изменилось за последнее время, но основной класс. Как я мог не заметить этого раньше? Чуть что, и мой друг хватается за оружие, готовясь на следующем шаге призвать Длань и зачитать молитву Тефнут. Он давно перестал быть вором.

Терми, Пилигрим Тишины, уровень 48.

Статус пустотника был скрыт, как и у меня. Но класс божественного последователя у друга пошел совсем по иному пути развития, нежели у меня. Я сейчас был жрецом. Терми же стал пилигримом.

— Понял, наконец? — снисходительно улыбнулся друг, почувствовав изменение в моём наборе эмоций.

— А я — тоже меняюсь? — осторожно задал вопрос я.

— Не замечал? Забавно, ты столько хвастался своими мудростью и интеллектом, а такую важную вещь вдруг проморгал. Кое в чем тот поехавший был прав — как давно ты стал в своей речи ссылаться на бога, о котором кроме тебя даже никто не помнит? А помнишь старину Зилла в нашу первую встречу? Зачем ты ему читал проповедь во славу набора букв? От меня прежнего больше ничего не осталось, как и от тебя тоже. Я тебе скажу больше, твоя принцесса тоже сейчас не та, кого ты помнишь. Любое изменение в твоем описании меняет тебя самого, Сион. Разве не об этом говорила старуха? А эта дрянь, которой ты меня заразил, сильнее прочего плавит мозги!

— Извини…

— Что извини? Бро, я не для этого начал все это говорить, чтобы ты извинялся. Просто… я боюсь нового себя. Я знаю, тебе это тоже знакомо, но ты так одержим своей Лаской, что не замечаешь ничего вокруг. Возможно, именно это держит тебя на плаву. Но в моей жизни мало что осталось, помимо сожалений.

— Извини, что воскресил тебя пустотой и тем самым обрёк на всё это, — я уже понял, что это неверный ответ, но это было сейчас не так уж и важно. Терми нужны были не ответы, ему нужно выговориться. Давно нужно было после всего пережитого, но прежде рядом почти всё время была Филин.