Эта игра пользовалась популярностью как среди аристократов, так и простых людей. Выбиралась какая-то категория – животные, растения, книги, мебель, – и все по очереди сравнивали себя с предметом из данной категории. Если остальные считали его сравнение правильным, то выпивали стакан вина или пива, если нет – пил проигравший.
Рин Кода, вызвавшись быть первым, встал, покачиваясь, и ухватился за колонну, чтобы сохранить равновесие.
– Какую крепкую девчонку ты обнимаешь, – пошутил Тан. – Правда, я предпочитаю, чтобы они были не такие жесткие.
Рин швырнул в него куриную ногу, которую держал в руке, но Тан увернулся, хотя чуть не упал, и громко расхохотался.
– Друзья, – объявил Рин, напустив на себя серьезность, – я цветущий по ночам цереус.
– Потому что удача улыбается тебе одну ночь в году?
Рин проигнорировал выпад.
– Днем он не представляет собой ничего особенного, и многие думают, что это сухая палка. Он собирает влагу под землей и сладость пустыни, а потом превращает их в большие сочные дыни, которые спасают путников от жажды. Только самым везучим удается увидеть, как он цветет, раз в году, потому что это происходит только глубокой ночью. Это крупный белый цветок, похожий на призрачную лилию, купающуюся в свете звезд.
Все на мгновение замерли, услышав такое поэтическое и одновременно точное описание цветка.
– Ты кому-то заплатил – возможно, школьному учителю, – чтобы тебе написали речь? – нарушил молчание Тан.
Рин бросил в него новую куриную ножку.
– У тебя множество скрытых от посторонних глаз достоинств, – улыбнувшись, проговорил Куни. – Я знаю, что ты приложил огромные усилия, чтобы переманить на нашу с Матой сторону как можно больше… скажем, «деловых людей, пользующихся нетрадиционными методами». Остальные, возможно, не в состоянии оценить твои заслуги, но знай, что я вижу и уважаю твой вклад в наше дело.
Рин беззаботно отмахнулся от его слов, но все видели, что они его тронули.
– Сравнение правильное, – сказал Куни. – И я за это выпью.
Следующим был Мюн Сакри, который, не задумываясь, сравнил себя с колючим кактусом.
За это все выпили без споров и возражений.
– Все дело в твоей бороде, дружище Мюн, – заявил Тан Каруконо. – Я уверен: если бы ты попытался поцеловать кого-нибудь, то проделал бы дюжину дырок в губах несчастного.
– Глупости! – возмутился Мюн и нахмурился.
– А почему еще тот паренек у городских ворот пытается спрятаться всякий раз, когда ты приходишь с подарками? Тебе бы следовало попробовать побриться.
Щеки Мюна стали пунцовыми, и он пробормотал: