— Ей-богу, сам не знаю. Я жил целый месяц на Монмартре в борделе. Писал портреты девушек. Это, скажу вам, настоящая работа. А рисовать в студии — детская игра.
— Хотелось бы поглядеть на эти портреты ваших девушек.
— В самом деле?
— Конечно. Почему же нет?
— Многие считают меня помешанным, потому что я пишу танцовщиц, клоунов и проституток. Но ведь именно в них настоящая характерность.
— Я знаю. В Гааге я сам был женат на проститутке.
— Bien![25] Я вижу, что Ван Гоги — это настоящие люди! Позвольте посмотреть, как вы нарисовали эту модель.
— Вот, пожалуйста, я сделал четыре рисунка.
Лотрек посмотрел с минуту на рисунки и сказал:
— Мой друг, мы с вами поладим. Мы мыслим одинаково. Кормон эти рисунки видел?
— Нет.
— Как только он увидит их, ваша песенка спета. Раскритикует в пух и прах. Недавно он мне говорит: «Лотрек, вы преувеличиваете, вы всегда все преувеличиваете. Каждая линия в ваших рисунках — настоящая карикатура».
— А вы ему, конечно, ответили: «Это, дорогой мой Кормон, характер, — характер, а не карикатура!»
Острые, как иголки, черные зрачки Лотрека загорелись любопытством.
— Так, значит, вы все-таки хотите досмотреть портреты моих девушек?
— Ну, разумеется, точу.
— Тогда идемте. А то здесь пахнет прямо-таки покойницкой.
У Лотрека была толстая, короткая шея и могучие руки. Когда он встал с места, Винсент увидел, что его новый друг — калека. Стоя на ногах, Лотрек был не выше, чем когда сидел на стуле. Его грузный торс круто клонился вперед, а ноги были хилые и тонкие.
Они шли к бульвару Клиши. Лотрек тяжело опирался на свою палку. Каждые пять минут он останавливался передохнуть и указывал какую-нибудь красивую линию в архитектуре зданий. Не доходя одного квартала до «Мулен Руж», они стали подниматься вверх, на Монмартр. Лотрек вынужден был отдыхать все чаще и чаще.
— Вы, наверно, любопытствуете, Ван Гог, что с моими ногами? Любопытствуют буквально все. Хорошо, я расскажу.