Девятнадцать сорок восемь. Том 4

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Вешкин выпрямил спину и осмотрел стол перед ним.

Большая глубокая тарелка с борщем, чеснок, несколько кусков черного хлеба, небольшая пластиковая коробочка со сметаной и еще одна с бело-серой массой, напоминающей масло.

— Так, — произнес он, взял кусок черного хлеба и зубчик чеснока. — натираем…

Он принялся тереть чесноком о горбушку хлеба. После того он взял ложку и зачерпнул серой массы.

— Шпик… равномерно наносим, — произнес он, словно действовал по инструкции. Намазав его на хлеб, он взял его в одну руку, а второй зачерпнул сметаны, которую отправил в борщ. — Ну, а теперь перемешиваем и…

Он откусил кусок хлеба, разжевал и зачерпнул борща.

Несколько секунд он жевал, после чего с блаженством произнес:

— Тарелка полная борща стояла одиноко, без сметаны… но вот добралась ложка трепеща, и зачерпнула той небесной манны…

— А? — поднял голову сидевший за спиной Кирилла брат и выдернул берушу из уха. — Чего говоришь?

— Фкуфно! — произнес Вешкин с набитым ртом.

— А, ну да… — кивнул Фирс и вставил обратно берушу.

Парень сидел с книгой в руках, на своей кровати и с хмурым выражением лица вчитывался в книгу. То тут, то там он останавливался, перечитывал абзац и еще сильнее хмурился.

Когда Кирилл умудрился приговорить половину тарелки, за его спиной, на маленькой тумбочке зазвонил телефон.

Обернувшись с набитым ртом, он взглянул на электронный гаджет, словно тот как минимум плюнул ему в тарелку, а затем недовольно зыркнул на брата, что не обращал на него внимания.

Тяжело вздохнув, он отодвинул стул, встал и взял телефон.

— Афо! — произнес он.

— Фирс! Только не вешай трубку! — раздался голос Орловой из трубки.

Вешкин отодвинул телефон, взглянул на нераспознанный номер, а затем, проглотив, поднес обратно.

— Слушай, я не знаю почему ты не хочешь говорить, но я должна тебе сказать, что благодарна тебе всей душой за то, что ты сделал. Я понимаю, что… возможно не так тебя поняла и поступила грубо, но…

— Трепещет сердце, проливая реки слез, — оборвал ее Вешкин. — И голос, словно килогерцы, так отзывается в тебе…