– Я понимаю.
Между нами наступило мгновение неловкого молчания, а потом я встала, прихватила телефон со стола и сунула его в карман толстовки.
– Я тебе напишу, – пообещала я.
И ушла до того, как он успел произнести хоть слово.
Я прошла несколько кварталов до своего дома в оцепенении, не в силах даже поежиться от прохладного тумана, опустившегося на город. Группы студентов, смеясь, спешили на вечерние тусовки и проходили мимо, будто я была невидимкой – и именно так я себя и ощущала.
Всегда.
Это было жалкое чувство, к тому же неоправданное, ведь на меня только что чуть ли не набросился очень привлекательный, очень желанный музыкант. Я должна быть польщена, должна упиваться силой его желания и тем, что он непременно взял бы меня, если бы позволила.
Но факт оставался фактом: я хотела, чтобы меня желал вовсе не он.
Для Клэя я была всего лишь инструментом, хитрой частью плана по возвращению Малии. И даже не могла на него злиться, ведь сама охотно согласилась на предложение помочь мне завоевать Шона, потому что сам Клэй меня тогда даже не интересовал. Я хотела одного только Стетсона, мечтала только о нем.
Как глупо было с моей стороны забывать об этом, когда Клэй обнимал меня, прикасался, целовал.
Я была полной дурой, вообразив себя героиней какого-то глупого любовного романа. Вместо того чтобы помнить о том, что на самом деле я – просто странная, скучная девчонка, которая пыталась притворяться.
Пыталась притворяться во всем.
Я притворялась, будто достаточно уверена в себе, чтобы быть специалистом по связям с общественностью, притворялась девушкой Клэя, притворялась, что ничего не чувствовала, когда он раздевал меня, ртом и руками доставляя такое удовольствие, какого я не испытывала никогда в жизни.
Я притворялась, будто мне на него наплевать, будто хотела, чтобы Малия вернулась в его жизнь, и сама желала помочь в этом.
Месяцами жила во лжи.
А теперь даже понятия не имела, кто я такая.
Еле волоча ноги, в последний раз свернула за угол по пути в свой квартал и сунула руку в карман в поисках ключа. Я так увлеченно пялилась на тротуар и даже не замечала, что не одна, пока не остановилась возле ступенек в подъезд.
И пока в поле зрения не появилась пара больших белых кроссовок.
Сердце замерло в груди, когда я увидела их и резинки темно-серых спортивных штанов на щиколотках, которые знала уже так хорошо, что могла нарисовать вслепую. Сжав ключ в руке, я подняла взгляд на джемпер с логотипом университета и, наконец, к лицу Клэя.
К его несчастному, измученному лицу.