И, двигаясь вперед, не хочу сторониться этой боли.
Она напоминала мне обо всем, что произошло, о тех сильных чувствах, которые я испытывала к Клэю, когда наши жизни были связаны. Мне не хотелось забывать об этих хлестких болезненных ударах, хоронить воспоминания об ощущениях, когда он обнимал меня, прикасался и целовал.
Когда
Может, я и не заполучила его навсегда.
Но до конца жизни буду держаться за каждое воспоминание, которое он мне подарил.
И после – тоже.
Я чертовски устал от бостонской зимы.
А ведь формально она еще даже не наступила. Мы застряли точно посреди осени, но дождь со снегом, впивающийся в кожу крошечными клеймящими иголками, вовсе не казался мне осенним.
Осень в Калифорнии – это прохладные вечера и теплые дни. Это солнце и чистое голубое небо. По ночам температура у нас редко опускалась ниже десяти градусов, а днем чаще всего бывало около двадцати.
Вот идеальная погода для футбола.
Но выросшие в Новой Англии мазохисты обожали играть при таком дерьме. Это было видно по их лицам во время тренировок: после мощного удара Зик с торжествующей улыбкой высунул язык, Райли, забив филд-гол с тридцати трех ярдов, исполнила легкий танец. А я? Мечтая о горячем душе, безостановочно бурчал, пока мы бежали в раздевалку.
Я замедлил шаг, заметив Джиану.
Она была так увлечена работой, созывая игроков для прямого эфира в «Инстаграме», что не заметила меня, и я воспользовался моментом, любуясь, как подпрыгивают у нее кудри, словно в замедленной съемке, когда она показывала пальцем, направляла и руководила всеми, кто стоял с ней рядом. Кожа ее казалась бледной, глаза еще были уставшими, но уже не красными, как раньше. Джиана держала голову прямо, сосредоточившись на работе, будто все остальное ее нисколько не волновало.
Она выглядела лучше, чем в последние несколько недель.
И причиной тому был Шон.
В груди стало нестерпимо жарко, когда я вспомнил картину, въевшуюся в мозг на всю оставшуюся жизнь. В прошлое воскресенье я готовился к тесту по анатомии и с трудом вообще мог открыть глаза – спасибо бессонным ночам, которые теперь вошли в мой привычный режим. Потому в отчаянной попытке собраться с мыслями я побежал в «Ром и вертел».
Но внутрь так и не зашел.
Через окно, запотевшее от того, что внутри было тепло, а на улице – жутко холодно, я увидел ее.
В объятиях Шона.
У меня сердце оборвалось, когда я увидел, что Джиана крепко обняла Шона, а потом посмотрела на него с улыбкой, какую всегда дарила только мне одному. Он что-то сказал, и в ответ она рассмеялась, а я, больше не в силах это наблюдать, оторвал от них взгляд и пробежал мимо.