Симфония времён

Он указал на единственный пустой стул в первом ряду, и я сделала над собой огромное усилие, чтобы не повернуться и не дать деру.

Сделав глубокий вдох, я крепче сжала ручку футляра скрипки, который принесла с собой, и присоединилась к своим новым товарищам. Села и стянула перчатку с правой руки, состоявшей из плоти и крови – все это под аккомпанемент подавляющего гробового молчания, царящего в зале.

Затем дирижер показал мне отрывок, который мы собирались повторять. На мое счастье, я неплохо знала это произведение, потому что мы уже разучивали его на занятиях в Академии. Я постаралась быстро вспомнить партию Первой Скрипки, которую мне еще никогда не доводилось исполнять. Потом мы начали играть.

Как и во время уроков в Академии, я играла механически, точно отыгрывая все ноты, но не впуская музыку в свое сердце. После трагической гибели моей семьи я намеренно отказывалась пропускать музыку через себя и не вкладывала в нее никаких чувств и эмоций.

Тем не менее никто из членов оркестра не смог бы упрекнуть меня в плохой игре или поймать даже на малейшей ошибке – я неукоснительно придерживалась нот.

По окончании репетиции я сделала вид, что не замечаю шушуканий у себя за спиной, и осторожно убрала скрипку в футляр. Я уже хотела притвориться, что меня ждут в другом месте и уйти из святилища, когда ко мне подошел какой-то жрец.

– Дама Валенс, – обратился он ко мне. Это высокопарное обращение уже начинало действовать мне на нервы. – Я хотел бы узнать, не желаете ли вы взять на себя обязанности вашего предшественника, или вам понадобится облегченная программа, дабы не препятствовать вашим основным занятиям.

– Простите? Моим занятиям?

Тут я поняла, на что намекает этот человек в белоснежной тунике.

Очевидно, он говорил о моих обязанностях фаворитки…

– Я хочу взять на себя все обязанности моего предшественника, – рубанула я, не раздумывая. – Нет нужды перекраивать мое расписание, уверяю вас.

Поскольку Верлен явно не жаждет моего общества, у меня нет никаких причин отказываться от дополнительной нагрузки.

– Чудесно, – обрадовался молодой прелат. – В таком случае вы сможете продолжить обучение его единственной ученицы. Девицу зовут Олимпия Туллий, сегодня во второй половине дня она ждет вас в своих покоях.

Глава 10

Сефиза

Вернувшись в свои покои, я плотно пообедала в одиночестве, сполна насладившись незнакомыми мне доселе, но от того не менее восхитительными блюдами, после чего двое охранников (до сих пор не отстававших от меня ни на шаг и не проронивших ни единого слова) сопроводили меня в другое крыло Собора. Мы поднялись на четвертый этаж и довольно быстро пришли к покоям, где меня уже ждали.

В дверях меня встретила служанка в простых одеждах и попросила подождать в тесной, полутемной прихожей, декор которой значительно уступал пышности и роскоши тех дворцовых помещений, что я видела до сих пор. Очевидно, в среде придворных существовала собственная иерархия, позволяющая им занимать более или менее удобные помещения и держать определенное количество прислуги.

Следует ли из этого вывод, что мое собственное место на этой карьерной лестнице чрезвычайно высоко – памятуя о шикарной обстановке моих покоев и элегантных, даже богатых нарядах приставленных ко мне служанок?

– Нет, я вовсе не хочу знакомиться с этой женщиной и уж тем более у меня нет ни малейшего желания заниматься сегодня скрипкой! – услышала я вдруг сердитый женский голос. – Матушка, я же едва на ногах стою!

– Довольно, юная капризница! – прошипел другой женский голос. Он звучал тише, но я все равно прекрасно его слышала, учитывая тонкие стены этой квартиры. – Ты немедленно встанешь с постели и прекратишь вести себя, как избалованный ребенок! Разве я так тебя воспитывала и учила? Твои уроки крайне важны, поэтому вне зависимости от того, плохо тебе или нет, ты ни в коем случае не можешь пропустить ни одного, ясно? Послушай, Олимпия, в последнее время тебе предоставляется одна удачная возможность за другой, так неужели же ты их упустишь? Как ты не понимаешь? Ради всех богов, не глупи…

Дверь распахнулась, и передо мной согнулась в глубоком поклоне женщина лет сорока, с кипенно-белыми волосами и таким напудренным лицом, что не было видно ни единой поры.