Примерно через час звонит Вика, и я иду к ней домой. Ну, не к ней, а к её тяте.
— Иван Денисович, здрасьте. Есть пять минуток? Мне с вами поговорить надо.
Он долго смотрит на меня своим фирменным высокомерно-агрессивным взглядом, а потом кивает в сторону кухни:
— Ну, пойдём.
Он великодушно наливает мне чай и садится напротив.
— Говори.
— Мне надо встретиться с Парусом. Помогите свидание устроить.
— Зачем?
Хороший вопрос… Кое-что уточнить надо…
— Да, понимаете, — объясняю я, — не даёт мне покоя эта икона… И вообще, хочу узнать, как дядя умер.
— Херово он умер, — мрачно говорит Хаблюк. — Я тебе сейчас кое-что скажу, но это чисто между нами. Ты понял? Не вздумай родичам своим сказать. Вообще никому. Ясно тебе? Чего, Вика⁈
Он бросает взгляд мне за спину, и я оборачиваюсь. В дверях стоит Вика в домашнем халате. Редкое зрелище, надо сказать. И редкое, и редкостное, да ещё и волнующее.
— Чаю хотела с вами попить. Мама пирожные купила.
— Какие пирожные! Ты на диете! Иди, дай нам поговорить две минуты!
Вика немного обалдевает от такого отпора и, подняв брови, растворяется в коридоре.
— Ну, ладно… Говорите, пожалуйста…
— Короче, ты понял? — снова обращается ко мне Хаблюк.
Он встаёт, подходит к двери и закрывает.
— Не дадут, мля, поговорить спокойно.
Чего он сказать-то хочет?