Храм Темного предка

22
18
20
22
24
26
28
30

Вероника на секунду умолкла. Яркая картина всплыла перед ее глазами. Она спускается по узкой лестнице в подвал котельной, где Толик Ковальчук с дружками устроил мастерскую по вывариванию джинсов. Она только вернулась из ночного клуба под утро. На ней джинсы, косуха в заклепках, кожаные митенки в шипах, высокие берцы. На шее болтаются чокеры и амулет, подаренный мужем. От нее за версту шибает табаком и духами. Она полна решимости разобраться с Толиком Ковальчуком за сеструху Ленку, которую тот обаял и мурыжит. Сеструха вроде девственница пока – кажется, они с Толиком еще не переспали. Он взрослый, для него связь с несовершеннолеткой закончится статьей. И он, возможно, осторожничает. Однако Ника не уверена – Ленка по уши влюблена в Тольку. К возникшей семейной проблеме Ника намеревалась сначала подключить мужа, пусть проучит Тольку. Но отказалась от своей идеи: муж отсидел в тюрьме за драку, он может искалечить Ковальчука при разборке – и дело опять кончится для него тюрьмой. С Толькой Ника сейчас сама разберется. Отвадит его от спятившей, словно мартовская кошка, Ленки-дуры.

Ранним утром Толик перед лекциями в институте наяривает в своем подвале – варит джинсы в хлорке. Варенку они затем толкают с друзьями-студентами на вещевом рынке. В подвале на трех электроплитках клокочет кипяток в бельевых баках, плавают в белесой воде джинсы. Толик Ковальчук в майке-алкоголичке и боксерах помешивает длинной палкой чаны. Он в подвале один.

– Привет, Ника. Ты чего? – Толик замечает ее на пороге. Он удивлен. Полуголый, он чертовски привлекателен. Хорошо сложен.

Ника знает: она, в отличие от недотепы Ленки, сильно и давно нравится ему. Но он для нее мелок и глуп, не сравним с ее мужем – настоящим взрослым мужиком с амбициями, татуировками и нехилыми деньгами.

– Я из клуба ночного, – говорит Ника и, виляя бедрами, шествует прямо к нему. – Знала, ты здесь по утрам ошиваешься.

– Из клуба? Круто у вас в клубе. Пригласила бы.

– Приходи. – Ника уже возле него.

– А муж твой не приревнует? – Толик Ковальчук оглядывает ее, оценивает. – Классная ты, Ника. Подкараулила меня здесь?

– Ага, – Ника кивает ему, смотрит в его наглые глаза с поволокой.

На лице Толика Ковальчука появляется весьма сложное выражение – алчность, желание…

– Я здесь все утро один.

– Стояк на двенадцать? Завелся с полоборота? – Ника протягивает руку и гладит его трусы.

– Ника, сумасшедшая… классная… шальная… духи у тебя – шикарные, – Толик Ковальчук в душном паре обнимает ее, пытаясь поцеловать.

А она с силой ударяет его кулаком в пах. Он отпускает ее, визжа от боли, сгибается пополам, зажимая промежность обеими руками. Ника наносит ему удар ногой в колено, и он валится на бетонный пол рядом с электроплиткой с баком. Ника ногой в берце сдвигает бак, полный кипятка, на самый край, он нависает над телом распростертого на полу Толика Ковальчука.

– Клянись мне, тварь, – внятно и громко произносит Ника. – «Никогда впредь я не стану приставать к Лене Красновой».

– Я к ней не приставал! На… она мне сдалась! Она сама мне проходу не дает! Вешается! – Толик корчился на полу от боли. – Прекрати!! Ты че… ты че творишь?!

– Яйца тебе отшибла, урод. А сейчас скину бак с кипятком. Сварю заживо! – Ника еще дальше сдвигает с плитки бельевой бак. – Хочешь жить – повторяй за мной! «Клянусь не причинять Ленке зла!»

– Клянусь! – орет Толик. – Оставь бак, стерва! Он сейчас на меня свалится!

– «Клянусь не трахать Лену Краснову! Никогда не прикасаться к ней!» Повторяй!!

– Да нужна мне твоя сеструха! Мышей она потрошит, живодерка долбаная! От нее воняет!