ЭлектроРод

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Наша крепость снова прикатила в Южно-Енисейск. В последнее время все рода нашего региона гудели как рассерженный улей. Нельзя сказать, что Игоря Сафонова жалели. Почти у каждого в Новосибирске, или Норильске или Екатеринбурге был либо родственник, либо знакомый, которого убили калибром 5,68. Но в тоже время не было и того, чей глава рода не обращался бы за помощью к роду Сафонова для решения проблем, требующих наиболее «деликатного вмешательства».

Поэтому всё было очень неоднозначно. С одной стороны многие вздохнули спокойно, когда такой душегуб покинул этот мир. С другой стороны, были те, кто задавался вопросом «а что дальше?». Среди них было немало и тех, кто задавался вопросом «а почему до сих пор род Казанцевых не уничтожен гневом Императора?».

Однако у нас, с юридической точки зрения, всё было очень хорошо. Почти сразу после нашего нападения, Валера, получив информацию о смерти главы вражеского рода, направил в имперскую канцелярию форму, согласно которой данный акт был кровной местью. При этом он сослался на общую известность того факта, что мой отец был убит убийцей именно рода Сафоновых. Имперская канцелярия приняла уведомление без вопросов и в тот же день подтвердила, что месть является одной из допустимых причин нападения согласно Кодексу Войны.

Сам Род Сафоновых затих. Но я не собирался использовать их замешательство, для удара. Всеволод всё ещё был без сознания. Огромная часть моих гвардейцев имели раны разной степени тяжести. Нина также не приходила в сознание, хотя её состояние с каждым днём улучшалось, и время, когда она должна открыть глаза было не за горами.

Кукша и я были тоже легко ранены. Причём я даже сильнее. Левая рука, в которую попал шип, двигалась плохо. В то время как правая рука моего советника по технологиям осталась полностью функциональна. Пуля просто пробила ему кожу, и вышла на вылет, лишь немного задев мышцу.

Под руководством Кукши для Михаила организовали рабочее место. Наладка операционного аппарата шла полным ходом. Нам удалось раздобыть почти всё, что сгорело или было повреждено. То, что раздобыть не удалось, Кукша делал сам. Иногда у него получалось совершенно не то, что могло встать в узкое место, но он находил способ выводить это за пределы основного аппарата, поэтому огромный операционный сталагмит, который мы разместили в достаточно большой комнате в корме нашей передвижной крепости, приобрёл жуткие монструозные формы, как будто из него торчало огромное количество опухолей, опутанных проводами.

Михаил потренировался на мясе и помидорах, прежде чем приступить к людям, а потом вызвался лечить только самые лёгкие из ранений. Зашивать барабанные перепонки и трудится над головой Всеволода он отказался до того момента, как почувствует уверенность.

Даже малейшие порезы он зашивал с помощью манипуляторов прибора. Механизм отлично проводил целительскую энергию Михаила, поэтому он мог использовать его как усилитель.

Правда сам он сказал, что аппарат мог быть и мощнее, однако вмешательства Кукши ухудшили его проводные свойства. В свою очередь мой советник по технологиям согласился, и ответил, что его изменения были необходимы, чтобы заставить работать прибор здесь и сейчас. Впоследствии, безусловно, они смогут воссоздать, либо найти детали в их первозданном состоянии и улучшить работу прибора. Но сейчас Михаилу настоятельно рекомендовалось работать с тем, что есть.

Я занялся своими делами. Предстояло разгрести тонны бумаг, понять, чем мы владеем, и что приобрели в последнее время. Изучить коллектив и придумать, где нам взять ещё людей.

Через пару дней пришла в себя Нина. Она была всё такой же букой, как и всегда. Но я уже привык к этому. Я заказал из Красноярска букет цветов. И когда его принёс, прямо увидел радость на её лице.

После этого, хоть сумма была не маленькой, я заказал доставку цветов на целый месяц. Кроме того, зная, что она ни с кем не общается, я приходил к ней каждый день на пол часа. Мы сидели вместе: я в кресле в углу, она — в своей кровати, и молчали.

Не знаю, о чём она думала, но я явно её не раздражал. Я же брал себе почитать что-нибудь.

— Ты спас меня тогда, — сказала она тихо как-то в одно из посещений. Кажется, это был пятый день её прихода в сознание.

— Да, — кивнул я, отвлекшись от отчёта.

— Мне ужасно стыдно, — по её щекам потекли слёзы. — Мне стыдно, что все живут ради меня, а я даже не могу им отплатить тем же.

Я отложил бумаги, ошарашенный происходящим.

— Стыдно? — это до сих пор не уходило у меня из головы. — Почему? Ты же кинулась спасать нас. Ты спасла нас там, когда нас атаковал этот огнемётный подонок, там в убежище. Ты спасла меня от Сафонова.

— Этого недостаточно, — всхлипнула она. — Ну оторвала я тому трубку, ну подставилась под Дар Сафонова. Люди постоянно вкладывали в меня столько. Отец убил целое состояние, ты вот почти сам не умер. Заботишься обо мне. А я… я… — всхлипнула она. — Я ничего не стою.

Я встал и обнял её, лихорадочно размышляя, что я мог бы сказать по этому поводу. Ничего в голову не приходило.