- Он, - сказала она тем скрипучим, нечеловеческим тоном. – ОН... ОН... ОН ИДЕТ.
С этими словами она развернулась и выбежала из комнаты, опрокинув на пол стол со стеклянной посудой, все ее тело подскакивало от диких спазмов и сокращений, как будто каждый нейрон в ее мозгу давал осечку. Мы услышали, как открылась дверь над визжащими животными, и услышали крик женщины в ночи, когда она нашла тьму забвения, и оно нашло ее.
И именно в тот момент, когда она убежала, мы оба почувствовали что-то в той комнате, присутствие, силу, смертельную тьму, движущуюся вокруг нас с шелестом атласа гроба, трепетом саванов. Я думаю, что это был ОН: Ангел Смерти. Он был там, такой осязаемый, что наполнил комнату невыразимым отчаянием и тьмой... А потом исчез, как будто его и не было.
Уэст, как всегда мастер преуменьшения, просто сказал:
- Ну, я думаю, она не в своем уме.
И да, она действительно была не в своем уме, когда ее воскресили. Сошла с ума в каком-то неизвестном месте, но от ЧЕГО?
В ту ночь я был близок как никогда к полному безумию. И только быстрота мышления Уэста и его хорошее виски спасли меня, пока не стало слишком поздно. Но даже сейчас я чувствую это место, этих тварей, царапающихся в своих клетках, чувствую запах химикатов и гниения, эти дымящиеся миазмы в чане, и, прежде всего, я слышу эту собачью тварь в углу.
Почему оно не могло сидеть тихо?
Почему оно продолжало кричать?
Луна, взошедшая над полями сражений во Фландрии, была светящимся, неодобрительно смотрящим глазом, а темнота была треснувшим яйцом, разбившимся о землю, пролившим ползучий черный желток теней, которые заполнили траншеи и воронки от снарядов, промокшие блиндажи и кладбище Ничейнoй земли. Подобно вездесущему дождю Фландрии, они затопили сельскую местность и погрузили ее в совершенную стигийскую черноту, нарушаемую только матовым лунным светом, поблескивающим на стреляных гильзах и полированных белых костях.
Крил наблюдал, как взошла луна и сгустилась тьма, думая, вспоминая и внутренне содрогаясь, пытаясь осмыслить то, что он видел на разрушенном посту.
Ты не можешь быть уверен в том, что видел, - сказал он себе. - Ты видел что-то... что-то, похожее на мальчика... мальчика, который неделю пролежал в могиле, разлагаясь, а крысы обгрызли молодое красное мясо и розовую кожу с его лица. Но, несомненно, это была игра света, преломление того же самого сквозь туман. Но не... не то, что ты подумал.
Ты слишком стар, чтобы верить в привидений, не так ли?
Но он не знал, он просто не знал.
Только не после того захоронения... Эти следы, эти чертовы следы.
Die toten... die toten dieser spaziergang.
Да, это преследовало его каждую минуту бодрствования и превращало его кошмары в уродливые, черные сгустки.
Его цинизм, его прагматизм... Даже они не могли спасти его сейчас. Конечно, он был настроен скептически, потому что скептически относился ко всему. Одна зона военных действий за другой, год за годом, когда он совал нос в мрачную машину смерти, за эти годы что-то внутри него перевернулось, прогнало свет и заполнило эти пустоты тьмой.
Все эти невинные молодые люди.