Наследницы моря

22
18
20
22
24
26
28
30

Девушка кивает. Я знала, что Алия соврала о любви юноши к ней. Прежняя русалка практически в этом призналась. Однако я думала, что по крайней мере детали истории правдивы. Я вскидываю бровь и задаю вопрос, ответ на который уже нашла внутри себя:

– Полагаю, у нее не было статуи принца в саду с тех пор, как ей исполнилось десять?

Руна опускает взгляд на нож в своих руках, а потом снова смотрит на меня.

– У Алии есть статуя, но всего пару месяцев. Она достала ее из останков корабля и притащила в свой сад, словно некий алтарь.

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Мое тело становится идеально неподвижным. Щупальца словно вырезаны из камня. Даже дикие кудри кажутся придавленными тем, что движется по животу вниз. Злость и отвращение – оба чувства направлены на меня саму, а не на русалочку. Мне следовало понять, что девчонка пытается мной манипулировать. Я прожила шестьдесят шесть лет на этой земле и должна была бы догадаться.

Наконец после долгой паузы я открываю глаза:

– Алия сказала мне, что спасла его много лет назад – в первую ночь, когда увидела принца. Твоя сестра поведала, что в ее саду стоит похожая на него статуя с тех пор, как ей исполнилось десять. Алия рассказала: когда она оставила Николаса на берегу, его нашла девушка – и принц считает, что это она его спасла. И потому любит ее. По словам твоей сестры, она наблюдала за этой любовью целый год.

Губы Руны раскрываются. К щекам возвращается румянец. Во взгляде снова появляется жесткость.

– Эта история неверна – он женится на девушке из какого-то другого места. Но, – ее голос дрожит, как и все остальное, – если ты знала все это, а также про четыре дня, почему ты вообще согласилась? Зачем ты отправила ее туда, зная, что Алия потерпит неудачу? Что она умрет?

Потому что я верила, что ее любовь этого стоит.

Потому что я видела себя в ней. И дедушку Николаса в нем.

Потому что я все еще верю в счастливые концы, хотя сама я – ночной кошмар.

Руна все смотрит на меня. Я задумываюсь, видит ли она это на моем лице – девушку, какой я была много лет назад. Ту, что не раз жертвовала собой ради Ника и готова сделать это снова.

– Я думала, ее сердце достаточно настрадалось, – говорю я. Теперь мои слова слабые и пронизаны усталостью, скрывать которую больше нет сил. – Я думала, она заслужила шанс на любовь.

– Шанс? – Руна надвигается на меня. Остатки ее локонов развеваются, подобно гриве льва. – Ты про все это слышала, ты, со своей легендарной мудростью и репутацией. И ты знала, что у Алии нет ни единого шанса.

– Никто из нас этого точно не знает, маленькая Руна. Но твоя сестра была полна решимости. Она нашла меня, желая бороться за то, во что верила. Победит Алия в этой борьбе или нет – не мне было говорить ей, что пытаться не стоит. – Я сжимаю зубы, кулаки, щупальца. – Любовь стоит страданий и жертв, если она истинная.

– Любовь ничего не стоит в жизни, если тебя не будет на этом свете! – Ее лицо словно кричит мне: почему ты этого не видишь? Разве ты не прожила достаточно долго, не страдала достаточно долго, чтобы понять, что смерть – постоянна? Разве ты не прожила достаточно долго и не страдала достаточно долго, чтобы понять: смерть – это смерть? – Алия должна была пробыть здесь еще три сотни лет. Сколько раз могла бы она влюбиться за все эти десятилетия и не платить такую дорогую цену?

Руна тяжело дышит, крепко сжимая нож. Я ее не боюсь. Однако внезапно я боюсь за саму русалку.

– Ты не веришь в любовь, не так ли? – спрашиваю я.

Ее пальцы белеют, сжимаясь вокруг ножа.