– Каждый раз, когда мы видимся, ты одета во все черное.
– Мне нравится черный цвет, – я прижала книги к груди. – Если тебя это не устраивает – можешь подать на меня в суд.
– Успокойся, это просто наблюдение, а не обвинение, – он достал из кармана одну помятую пачку «Скитлс», затем вторую. – Ты оставила это в моей куртке. Две пачки.
Он сказал это таким тоном, как будто я сама не видела очевидных вещей.
– Да, я знаю. Я их туда положила, – я постучала пальцем по виску. – Мой ум острый, как стальная ловушка.
Его взгляд скользнул по моему лицу, а в глазах пробежал знакомый мне игривый огонек.
– Если так, то, кажется, я в нее попался.
– Да уж, видимо, ты просто не можешь отключить свой флиртующий механизм.
– Извини. От старых привычек сложно избавиться, – он заметно смутился, но затем быстро вернулся к своему осторожному оптимизму и потряс упаковкой «Скитлс» у меня перед носом. – Ну так что это значит?
Я хлопнула его по руке, чтобы он убрал конфеты от моего лица.
– Моя мама учила меня, что нельзя возвращать одолженные вещи пустыми. Скорее всего, она имела в виду кастрюли для горячих блюд, но я подумала, что это правило применимо и к курткам.
Он нахмурился и сжал обе пачки в кулаке.
– Так это все? Единственная причина?
– Да, а ты что думал?
Что это из-за того, что я чувствовала вину за свою грубость по отношению к нему. Или, может, из-за того, что я чувствовала себя плохим человеком, принизив те его качества, которые, возможно, были основой его личности.
Он потер шею свободной рукой.
– Что это вроде как предложение перемирия?
Он наклонился ближе, прислонившись плечом к стене рядом со мной. Проклятье. Из-за флюоресцентных школьных ламп мы все выглядели нездорово, но Уайт, как всегда, оказался исключением: в этом освещении его глаза становились только зеленее. И что с этим запахом чистого белья? Он что, использует кондиционер для стиральной машины в качестве парфюма?
Я сосредоточилась, пытаясь придумать остроумный ответ.
– А ты бы хотел, чтобы это было предложение перемирия?